Христос остановился в Эболи

Это был молодой человек с крохотными рыжими усиками; в руках у него был длинный футляр коричневой кожи. Он был плохо одет, сапоги его были в пыли, но на шее у него был галстук и воротничок, а на голове — смешная высокая круглая фуражка с лакированным козырьком, вроде тех, которые носили когда-то студенты. На сером околыше фуражки пламенели во всю высоту вырезанные из красного сукна две большие буквы: НИ. «Налоговая инспекция», — сказал он мне, когда я спросил у него, что означают эти гигантские Н и И. Между тем, осторожно положив футляр, он сел за мой стол, вытащил из кармана сверток с хлебом и сыром, заказал вдове стакан вина и начал есть. Это был сборщик налогов из Стильяно; он часто бывал в Гальяно по делам службы; сегодня он запоздал и должен был заночевать у вдовы. У него и назавтра была работа в Гальяно. Он не очень охотно говорил о своей службе, но, напротив, с большим удовольствием показал мне содержимое своего футляра. Там лежал кларнет. Он с ним никогда не расставался, постоянно носил его с собой, даже когда «путешествовал», охотясь за деньгами крестьян. Он нашел эту работу (нужно же жить), но мечтает совсем о другом о музыке. Он еще не овладел этим искусством в совершенстве, он начал учиться играть на кларнете только год назад, но зато упражняется непрерывно. Да, он может сыграть мне одну песенку, потому что — это видно — я разбираюсь в музыке; но только одну, так как ему нужно еще зайти к товарищу, а сейчас уже поздно.

Хлеб и сыр кончились, и больше нечего было есть. Кларнет неуверенно и тихо играл мелодию песенки; собаки аккомпанировали ей ворчаньем.

Как только сборщик-музыкант вышел и мы остались одни, вдова рассыпалась в извинениях, что должна поместить его в комнате вместе со мной. Она не могла сделать иначе. Но это приличный молодой человек, чистоплотный, не крестьянин. Я уверил ее, что охотно снесу его общество. Я уже привык к этим случайным сожителям на одну ночь. В Грассано, живя в гостинице Приско, я почти каждый вечер должен был принимать нового человека в своей комнате. Там было две комнаты, но когда одна была полна, приходилось пользоваться и моей; часто это бывали проезжие, потому что Грассано расположен на большой дороге, а гостиница Приско считается лучшей во всей провинции и путешественники, едущие по своим делам в Трикарико, предпочитают вернуться вечером в Грассано, но не останавливаться в убогой таверне этой резиденции епископа.

Таким образом передо мной прошли апулийские бродячие купцы, неаполитанские торговцы грушами, ломовые извозчики, шоферы — словом, люди самых разнообразных профессий. Однажды поздно ночью, когда я лежал уже в постели, я услышал непривычное пыхтенье мотоцикла и затем увидел у себя в комнате мотоциклиста в шлеме, покрытом пылью. Это был барон Никола Ротунно из Авеллино, один из самых богатых помещиков провинции. Он вместе со своим братом адвокатом владел бескрайними землями в Грассано, в Трикарико, в Гроттоле и не знаю в скольких еще местах провинции Матеры и разъезжал на мотоцикле, собирая с управляющих деньги за урожай, требуя с крестьян уплаты долгов, тех долгов, которые они вынуждены делать в течение года, чтобы перебиться, и которые обычно превышают весь их годовой доход, убивая тем самым всякую надежду на благоприятное время года. Барон, безбородый худой молодой человек в пенсне, славился в Грассано, так же как и его брат, особой беспощадностью в соблюдении своих выгод. Он был способен выгнать крестьянина с земли за долг в несколько лир, был коварен и скрытен в делах, ловко подбирал управляющих, преданных его интересам, был очень груб со всеми. Он был церковником и носил в петлице пиджака вместо обычного фашистского значка круглый значок католического действия[11]. Со мной он был очень любезен. Узнав, что я его сосед по кровати, ссыльный, он тотчас же предложил освободить меня, говорил, что это для него очень легко, так как он друг самой любимой приятельницы сенатора Боккини, начальника полиции; эта дама, как и он, из Авеллино и, так же как он, особенно чтит Мадонну, которой поклоняются в знаменитом храме в окрестностях этого города. Таким образом, разговор зашел о храмах и о их святых, о святом Рокко из Тольве, в необыкновенной силе которого я мог убедиться благодаря собственному опыту и особой милости. Тольве — это деревня недалеко от Потенцы. Каждый год в начале августа туда совершается паломничество. Мужчины, женщины, дети собираются со всех близлежащих провинций, бредут пешком, едут на ослах, передвигаясь день и ночь. Святой Рокко, как бы парящий над церковью, ждет их. «Тольве принадлежит мне, и я ему покровительствую», — говорит святой Рокко, изображенный на лубочной картинке в коричневой одежде с золотым нимбом на фоне голубого неба этой страны.

Но и святой из Грассано — хороший святой: это святой Маврикий, сверкающий красками там внизу, в церкви, вооруженный до зубов прославленный картонный воин, наподобие тех, которых и сейчас еще с таким искусством делают в Бари.