Христов подарок. Рождественские истории для детей и взрослых

— Понимаю, он мне про это чудо всю ночь твердил. Говорил, в рождественскую ночь должны быть чудеса.

— Господи!.. — снова всхлипнула Валентина Петровна. — Всем соседям я говорила, что он как праведный Иов. Он ведь не ходячий был, понимаешь?

— Как не ходячий?

— Да так, еще после аварии в восьмидесятом! У него вся семья тогда погибла, а он выжил. Вот только неходячим остался.

— Это… на фотографии?.. Семья?..

— Значит, ты точно у него был, раз фотографию видел.

— Красивая белокурая женщина и два мальчика. И он — молодой еще.

— Оленька, Саша и Володя… Я их всех знала. Илья Сергеевич потому детские книги и писал, что как бы для сыновей. Понимаешь?

— Понимаю, — у Ильяса в горле стоял комок. Такой большой и такой угловатый, что проглотить его было невозможно. Он проталкивал слова еле-еле, где-то по самому краю: — Но ведь он пришел туда сам… Мы видели, как упали две звезды…

— Да верю я тебе. Не поверила бы — никогда бы к себе не пустила. Ты как про кровать сказал, сразу всё поняла. Мы же утром, когда пришли его проведать, с праздником поздравить, он и лежал на кровати. Долго гадали, кто же передвинул-то. Я-то боялась, что дует от окна. На пластиковые всё денег не хватало. Рамы старые, деревянные, ветер гуляет, а ему простудиться — легко. Понимаешь?

— Понимаю.

— А он всё просил. Видеть, говорит, хочу, Петровна, небо… А я, дура старая!

— Он мне денег дал. На дорогу… На подарки…

— Это он, я знаю, — шептала сквозь слезы Валентина Петровна, — он и моему сыну на машину дал. Просто так. Похороните, говорит, только рядом с моими, землю я выкупил. А так, мол, зачем мне деньги. Понимаешь?

— Понимаю, — снова повторял Ильяс, но ничего не понимал, кроме одного — ему почему-то хотелось плакать вместе с этой старушкой.

— А пальто-то… Он тогда в нём и ехал. Гололед был. Из больницы его в этом пальто привезли… В ботинках этих лаковых. И он сказал мне: убери это всё. Выброси.

А я не выбросила! — Валентина Петровна засеменила к шкафу в прихожей и достала оттуда знакомое пальто. — Берегла! Нафталин, химчистка… гладила… Под полиэтиленом оно висело. Ты не мог этого знать.

Понимаешь?

— Нет, — наконец-то сказал Ильяс и заплакал. Он достал из кармана тот самый конверт. — Вот, деньги. Я должен ему отдать. А это, — он достал из большой спортивной сумки огромный букет красных роз, — для его жены. А тут еще зелень, мумие привез, подарки… Я должен ему отдать! Я обещал! Если это был не он, то — кто? Ангел, что ли? Он мне всё время говорил, повторял — у Ангелов в рождественскую ночь много работы. Рассказывал, как Ангелы пришли не к царям, а к простым пастухам, потому что у тех не было гордыни…

Потому что это радость для всех, а не для сильных мира сего.

— А он и жил как Ангел, — Валентина Петровна вдруг успокоилась, только говорить стала тихо и смиренно, — удивительной доброты был человек. Ему с каждым днем делалось хуже, а он становился добрее. Другие так обозлятся — почему так со мной, за что? А Илья Сергеевич только добрее становился. Расстраивался лишь последнюю неделю: ребятишки дворовые колядовали, а он на коляске не всегда успевал двери открыть, чтобы конфет им дать… И книжек… Гусь-то правда понравился? — спросила она вдруг как о чем-то очень важном.

— Очень!

— А я переживала. В храме стою, думаю, как он там один…

— Вы мне могилу покажите. Надо цветы увезти. Я такси закажу.

— Да покажу, милый, покажу…

— Может, он в последнюю ночь встал?

— Врачи сказали, что еще до полуночи сердце остановилось. Он лежал с открытыми глазами и смотрел в небо. И телевизор включенный был за спиной…

— Не, телевизор мы даже не включали. Разговаривали. Долго разговаривали.

— Видишь, не всё совпадает…

— Всё. Совпадает всё. Потому что такого человека больше нет.

— Это точно, — печально согласилась Валентина Петровна. — А еще говорят — чудес не бывает. Он верил.

— Он сказал, что у него выбора нет. Только верить.

— И тебе сказал?

— Сказал… Он говорил, что любовь — это чудо. Что рождение детей — это чудо. Что моя девушка похожа на богиню неба… Поэтично так сказал. Ее Чинара зовут…

— Чинара? — встрепенулась старушка.

Валентина Петровна быстро встала и направилась в комнату, оттуда вернулась с книгой, которую открыла на первой странице, где от руки был автограф.

— Вот, а я тут гадала, кому это. Думала, дереву, что ли, подписал.

— Я хотел попросить у него книгу на память… Постеснялся…

— Значит, это тебе, — улыбнулась она сквозь слезы. — В руках у него была.

«Чинаре и ее детям. Дотянуться до русского неба», — прочитал Ильяс.

Дмитрий Валерьевич Кузнецов

Зимний этюд