Христов подарок. Рождественские истории для детей и взрослых

Ну вот и накропали ученики этого бродяги про Него книжицу — Евангелие… Видал…

И общался даже…

— С Ним? С бродягой? Так он кто?

— Бродяга-то? Да Бог Он, Сын Божий.

Имя Его Иисус, а прозвище Христос. Ну и что? Где Он, а? — И Постратоис, кривляясь, пошарил глазами по углам, где плясала нечисть, и опять под кровать заглянул. Федюшка прыснул, на него глядя.

— И мне смешно, ох-хо-хо, — загоготал Постратоис, — нету Его!.. Только и остался, что на досках-иконах намалеван, да и те доски-то по комодам прячут вроде бабки твоей. Да чуть что — со стен снимают. Легко нынче иметь дело с теми, кто поклоняется Ему. Они себя верующими называют, это значит верят, что Он действительно с небес сходил, что будто бы в Евангелии все правда. Да как можно вообще верить чему-нибудь писанному или говоренному? Нет ничего глупее и смешнее веры. Гора лжи висит над человечками, скоро небеса прорвет, а человечки врут наперегонки друг с другом и о вере толкуют, ха-ха-ха! Помню, двадцать пять лет назад храм вон тот, что из окошка отсюда виден, закрывать приехали, чтоб, значит, богослужений там больше не было. Пока еще не приехали те закрыватели, эти верующие ох какие храбрые были: не дадим, кричали, храм Божий закрыть, а пуще всех твоя бабка кричала. А как наехали закрыватели да собрали их всех, цыкнули на них слегка, тут-то они и в кусты, глазки потупили и — молчок. Один дед твой, пьяница и сквернослов, верующим не помню чтобы он себя называл, в защиту храма встал, да еще на молчальников наорал, а пуще всех на жену свою, бабку твою.

Ох и насмеялся я тогда. Закрыли храм. Всем бы им туда дорога. Чего же Он, Христос, с небес не сошел, чтобы не дать надругаться над своим храмом, а? Да храбрости б рабам Своим верным поднабавить, а? Нету Его! А они, дурни, поклоняются. Правда, есть среди них упористые, упрямые вроде твоего братца-уродца, ух-х-х! Ненавижу! Но близится час, рухнет гора и всех придавит. Все человечки на земле будут под моим господством!

— А зачем ты хочешь над всеми господствовать? — спросил Федюшка. — «Во имя чего все это?» — засвербило у него в мозгу.

— Как зачем? — удивился вопросу Постратоис, — я этим Бога одолею.

— Которого нет?

— Ага, ха-ха-ха…

Все окончательно перемешалось в Федюшкиной голове.

— А зачем Его одолевать?

Этот вопрос привел в бешенство Постратоиса.

— А затем, — зарычал он, — чтобы властвовать, не зря ж я бунт поднял.

— А зачем ты бунт поднял? — Спросив это, Федюшка весь в комок сжался, думая, что Постратоис сейчас пришибет его.

Но у того маска бешенства вдруг пропала, и он весело расхохотался:

— Да, узнаю лень человеческую. Что ж, нечего злиться, сам же ее насаждаю. Вопросы «зачем», юноша, можно к чему угодно приставлять, к любому слову, любому делу. Зачем вообще что-то делать? Лучше вообще ничего не делать, а? Согласен! Бр-раво, ха-ха-ха!

Но, мой дорогой, испытал ли ты, спрошу я тебя, хоть раз в жизни упоение властью? О-о, у тебя все впереди. Никакое удовольствие не сравнится с удовольствием от власти. Маленькую дольку его ты, наверное, испытал, когда камни у малыша отнимал. А если весь мир у твоих ног, а?

И Федюшка кивнул, соглашаясь.

— Бр-раво, юноша! Ты получишь свою долю на моем пиру, кусочек власти у тебя будет. Ты какую власть предпочитаешь, тайную, когда подвластные и не догадываются, кто их властитель, или явную, когда царишь во славе и почете? А? Вижу, второе тебе по душе, бу-удет тебе кусочек. А я, признаюсь тебе, привык уже к тайновластию и оч-чень даже доволен им. Есть некая сладостная изюминка в тайновластии, уж очень приятно вот эдак облапошивать человечков. В кого я только не обращался, чтобы облапошить. Даже этим Христом притворяться приходилось.

— Да ну! — поразился Федюшка. — А это зачем?

— Опять «зачем»?! Уж коли дурить, так по-крупному, ну и через кого ж еще дурить, как не через Него Самого? Тошно мне преображаться в сей ненавистный мне образ, ой тошно, ой тошно, однако чего не сделаешь ради успеха дела. Помню, монах один… ух крепок был, а как увидел перед собой образ разлюбезного ему Христа, так и побежал за ним, точно собачонка. Обо всем забыл, даже о том, чтобы перекреститься и меня перекрестить, ух!.. Я ему одно только сказал: «Иди за мной». Ну а как до пропасти дошли, я по воздуху, а он вниз, кубарем, ха-ха-ха!

— И ты был похож на Христа?

Федюшке вспомнился сейчас Христов лик на иконе, что висела над его кроватью. Уж больно он не вязался с внешностью Постратоиса.

— Ты сомневаешься?! — В скрипе постратоисовского голоса явно слышались нотки обиды. — Так смотри ж! — вскричал он.

И перед Федюшкой возник тот самый образ, что глядел тогда на него с иконы, спешно теперь убранной бабушкой. Только нимба не было вокруг головы того облика, что стоял сейчас перед Федюшкой.