— Каких лет, дражайший юноша? — Постратоис ухмыльнулся. — Вообще-то против лет я был бы не против. Да это я так, — Постратоис задумчиво говорил сам с собой, — однако эти вихри враждебные… Надо будет выяснять, откуда и с чего, вылезти оттуда ты не должен был… А? Ух… — Он потер голову и мотнул ею, будто что-то отгоняя. — Каких лет?! — заорал он вдруг. — И по-твоему, я столько лет тебя тут ждал? Ты был там ровно минуту. Чего глазами хлопаешь, ровно одну минуту и ни мгновением больше.
— Как минуту?! — совсем растерялся Федюшка. — Как же это?
— Да ты глянь на себя, разве выглядишь ты постаревшим на годы? Да, потрепало, конечно, тебя, веки вон дергаются, губки в уголках поопустились, челюсть подрагивает, щечки белее, чем им положено быть, руки трясутся, ноги не несут, только и всего, ох-ха-ха-ха… Спокойно! Понимаешь теперь, почему они рвутся оттуда машину мне делать-придумывать, чтоб мысли читала у тех… живых, там, по ту сторону провала. Вот, пожалуйста, один из них.
Перед Федюшкой разверзлась земля, и оттуда выбросило пожилого, худого и небритого человека. Он упал к ногам Постратоиса и стал лобызать его лаковые ботинки копытообразной формы. Затем, не вставая с коленок, он поднял голову и зашептал:
— Повелитель! Только не ту-да!.. Я приложу все усилия! Я выверну весь свой ум наизнанку. Я выверну его у всех своих, — твоих подчиненных… Костьми ляжем, но сделаем машину!..
— Костьми ты уже лег, академик, ведь ты же мертвый, академик, ха-ха-ха… Наизнанку, говоришь? Ну а если это невозможно? Если законы природы против? Ведь невозможно же вытащить себя из ямы, невозможно же, чтобы в жару снег шел. А?
— Нет, повелитель, нет… то есть да! Мы сделаем всё равно! Законам природы вопреки… законы изменим… Ой, не смотри так, повелитель!.. Дай продолжить работу. Только не туда!!!
— Сколь же ты там побыл, что так волнуешься?
— Двадцать лет.
— Тю-ю… и всего-то? А Тиберий — 2000 лет сидит. А? Воет, орет, а не просится к вам. А?
Пожилой, худой и небритый ничего не отвечал на это, только задрожал еще больше. Ухмыльнулся Постратоис, на него глядя.
— Ну а сделаешь ты машину, так ведь я с ее помощью и деток твоих, и внуков — туда… — Он кивнул в сторону стены гееннского огня. — Внучек-то у тебя живой еще, такой же ведь, как вот этот, отрок, — Постратоис притиснул к себе Федюшку. — Не жалко? А?
Пожилой, худой и небритый всхлипнул и прошептал с надрывом:
— Пусть! Никого не жалко. Пусть хоть весь мир в трясине гибнет… Только не я!!!
— Бр-аво, ха-ха-ха, пшел, работай. — И академик, счастливо смеясь, провалился в разверзшуюся дыру.
Но в тот момент, когда он проваливался, из образовавшейся дыры вдруг вырвался голос:
— Раб Божий Феодор, моли Бога о мне.
Явно к Федюшке обращался голос.
— Что такое?! — взревел Постратоис.
И перед ним возник старик со страшно изможденным морщинистым лицом.
— Это ты голосил? Ты в моих покоях Бога призывал?
— Я, — дерзко ответил старик, — и верю я, что вымолят меня, что и здесь не оставит меня Бог.
— Ах, ве-еришь, ха-ха-ха, ну-ну… Только в следующий раз проси о молитве не колдуна. Ох-ха-ха-ха!.. Пшел. — И Постратоис дал старику такого пинка, что тот оказался над пропастью, над бушующим грехопадом. Но вниз он не полетел, его подхватил адский вихрь и понес к трясине.
— Что ты смотришь туда, юноша, уж не шевельнулась ли опять в тебе жалость?
Очень грозно прозвучал вопрос. Постратоис стоял, скрестив руки на груди, и вопрошающе-надменно смотрел на Федюшку.
«А вдруг и мне сейчас пинка?» — от одной мысли такой едва не завопил он, но тут меж ним и Постратоисом появился неожиданно не то козлик с поросячьей мордой, не то поросеночек с рогами и козлиным хвостиком. Сбоку у него топорщились недоразвитые крылышки, он был очень похож на охранителя снов, которого не так давно ругал Постратоис.
— Повелитель! Ваша кромешность, — запищал появившийся, — я прошу вашего внимания.
— С чем ты теперь явился? — грозно спросил Постратоис. — У нас сегодня праздник, наши ряды пополнились, а ты невежливо стоишь спиной к тому, чье преображение мы сегодня торжествуем.
— Я поздравляю его, — свинокозлик полуобернулся к Федюшке и изобразил на мордочке смешную гримасу, — но никакого пополнения нет, мы при своих.
— Говори яснее, — зарычал Постратоис и весь напрягся в ожидании.
— Один улетел только что.
— Как улетел?! На чем улетел?!
Свинокозлик удивленно посмотрел на Постратоиса и пролепетал:
— Как на чем? На молитве, на чем же еще можно отсюда улететь? Отмолили его. Странно от вас вопрос такой слышать.
— Цыц, — заревел Постратоис, — ты еще!.. Чья молитва могла сюда прорваться?! Нет нынче таких молитвенников!
— Увы, нашелся. Это брат вот этого новенького, Федька болезный. На его молитве и улетел дед. Он ведь и этого дед, — свинокозлик махнул крылышками в сторону Федюшки.