Христоверы

Быстро, как молодой, старик отпрыгнул назад и замер рядом с потерявшей дар речи старушкой.

– Слышь, мать, сыном нашим называется тот, кто в бане сидит, – сказал он дрожащим от волнения голосом. – Эй, дух банный? А который из сыновей ты, у нас их пятеро.

– Четверо умных, а пятый дурак? – послышался ответ. – Вот я как раз и есть тот самый пятый.

– Бреши больше, вражина, – чувствуя, что никакая угроза им не грозит, взбодрился старик. – Пятый наш сынок на фронте, с австрияками воюет и в бане быть никак не могёт.

– Могёт не могёт, а здесь я, – послышался голос. – Повоевал я с австрияками и с немчурой повоевал. А когда всё здоровье в окопах оставил, так меня домой отправили помирать.

– Ежели ты сынок наш, то чего таишься и на глаза не показываешься? – приходя в себя, оживилась старушка. – Выходи наружу, и мы с отцом поглядим на тебя.

– Давно бы вышел, да боюсь испужать вас до смерти, родители, – усмехнулся солдат. – Вы меня одним помните, а сейчас я другой стал, неузнаваемый.

– Что ж, каким стал, таким и ладно, – вздохнул старик. – Попа и в рогоже узнают. Выходи из бани-то, Силантий? В избу айда, тама поговорим.

– Ну раз так, то выхожу, – ответил отцу Силантий. – Только шибко не пужайтесь, меня увидя, родители. Я сейчас такой, что в гроб краше кладут.

Когда он вышел из бани, старушка схватилась за сердце, ноги её подкосились, и она без сознания осела на землю. Старик смотрел на сына с открытым ртом и вытаращенными глазами. К его ногам упал топор. И в это время проливной дождь стеной обрушился с неба и загремел гром.

10

Прошло два месяца.

Пригород Самары, посёлок Зубчаниновка, погрузился в ночные сумерки. Иван Ильич Сафронов, едва различая дорогу, идёт по тихой улице, ориентируясь на звучащие в ночи песнопения хлыстов. С каждым шагом голоссалии слышатся всё громче. Сафронову даже кажется, что он узнаёт голос Евдокии Крапивиной, который выделяется своей силой и чистотой, и у него ёкает сердце.

Отворив калитку, он вошёл во двор, но пройти сразу в дом не решился. Ему не хотелось обращать на себя внимание радеющих сектантов.

Неожиданно кто-то коснулся его плеча. Иван Ильич вздрогнул и обернулся.

– Это я перед тобой, купец, – тихо и внушительно проговорил старец Андрон, прожигая его странным въедливым взглядом.

– А там? – кивнув на дом, спросил в замешательстве Сафронов. – За тебя кто отдувается на радениях, кормчий?

– Там «богородица» Агафья вместо меня верховодит, – ответил старец. – Она не хуже меня всё знает и проведёт любой наш обряд без сучка и задоринки.

– Тогда я ничего не понимаю, – вздохнул в замешательстве Иван Ильич. – «Богородица» там, ты здесь…

– Прогуливаюсь я, – вздохнул Андрон. – В избе что-то душно стало.

– Что ж, тогда я пойду, – не желая поддерживать разговор со старцем, засобирался Сафронов. – Приятно было встретиться и побеседовать с тобой.

– А ты обожди, не спеши, барин, – остановил его Андрон. – Сказать не хочешь, для чего приходил? Я тебя уже второй раз на нашем собрании созерцаю.

– Да я, э-э-э… – смешался Иван Ильич. – Голоссалии мне ваши нравятся. Поёте вы очень хорошо, душевно, заслушаешься.

– Тогда чего уходить собрался? – усмехнулся старец. – Постой, послушай и сам участие прими в радении, ежели захочешь.

– Нет-нет, в другой раз, – смутился Сафронов. – За мной уже приедут скоро, и я… Э-э-э…

Выждав, Андрон вздохнул и покачал головой.

– Вот гляжу я на тебя и диву даюсь, барин, – заговорил он. – Вроде ты купец и, стало быть, человек грамотный. Не из бедных, деньгами немалыми ворочаешь, а ведёшь себя, будто дитя неразумное. Когда человек лжёт, я это за версту чую.

– А откуда тебе известно, что я купец? – напрягся Иван Ильич. – Я же одет сейчас небогато и не имею чести с тобой знакомым быть.

– Ещё прошлый раз, когда я тебя во время голоссалий приметил, то сразу уяснил, что ты человек у нас новый, – ответил старец. – Я и покалякать с тобой после радения собирался, но нагрянули жандармы и всё испортили. А то, что ты купец, я позже узнал.

– Девка мне одна у вас понравилась, – неожиданно для самого себя признался Сафронов. – Вот и пришёл, чтобы ею полюбоваться.

– Это похоже на правду, – вздохнул Андрон. – А девка та, как я разумею, Евдоха Крапивина?

– Да-а-а… А как ты про это прознал? – удивился Иван Ильич.

– Я же на корабле своём не только проповедями занимаюсь, – лукаво улыбнулся старец. – Во время голоссалий я всегда за всеми наблюдаю. Как за гостями, так и за голубями своими. И за тобой я внимательно наблюдал, барин. Видел, как ты на Евдоху Крапивину пялился.

Сафронов смешался.

– Но я…

Подняв вверх руку, Андрон останавливает его.

– Всё, хватит трепаться, – сказал он. – Давай после радений продолжим, если захочешь?

– Ты что, меня на радения приглашаешь? – насторожился Иван Ильич.

– А у нас для всех двери открыты, барин, – неопределённо ответил Андрон. – И ты волен поступать так, как пожелаешь.

Старец повернулся и пошел к крыльцу. Сафронов вздохнул, пожал плечами и пошел за ним следом.

* * *