Хризалида

В полярный круг заключена
Душа, отпавшая от Бога.
Средь ледяных пустынь она,
И в Ночь, и в Смерть ее дорога.

Но кто посмеет ей сказать,
Что круг полярный не от Бога?
Быть может, гибель — благодать,
И Ночь и Смерть — ее дорога.

1914, Воронеж

«О, каким несчастным и преступным…»

О, каким несчастным и преступным
Ты бываешь, сердце, полюбя,
И само становишься подкупным,
И судьба спешит предать тебя.

Но ясна в покое величавом,
Как луна над вьюгою степей,
Ты, чей свет — безумия отрава,
Ты, любовь, владычица скорбей.

И, когда развеяв все надежды,
Сердце в белом саване умрет,
Ты одна мои закроешь вежды,
Улыбаясь с высоты высот.

1914, Москва

«Птицей залетной из края чужого…»

Птицей залетной из края чужого
Лечу я в твоей стране.
Ты зовешь меня в храм. Но храма земного
Не нужно мне.

Медно-багряные тучи заката
Осенили мой путь багряным крылом.
Помяни усопшего брата
Во храме твоем.

1914, Тула

«Разве сердце наше знает…»

Разве сердце наше знает,
Что находит, что теряет,
Где его Голгофский путь?

Кто его иссушит страстью,
Кто оденет царской властью,
Кто велит ему уснуть?

Нет написанных заветов,
Нет обещанных ответов,
Безглагольна неба твердь.

Мера жизни — лишь терпенье,
Мера смерти — воскресенье,
Сердца мера — только смерть.

1915, Москва

«Зачем говорить об уродстве жизни…»

Зачем говорить об уродстве жизни,
Когда мы и сами уроды?
Не братья ль нам гады, и черви, и слизни,
Не наша ль стихия — стоячие воды?

Так мало значат наши взлеты,
Бессильные взмахи бумажных крыл
Над черной зыбью и рябью болота,
Где спит непробудный творения ил!

Так мало значат наши дерзания,
И все обеты, и все слова,
Пока не угаснет в душе алкание
Того, чем болотная слизь жива.

1915, Москва

«Лестница моя шатается…»

Лестница моя шатается.
Один конец в небесах,
Другой конец упирается
В земную глину и прах.

Земля под ней зыбучая
Скользит и дрожит,
А вверху за тучею
Божий гром гремит.

Ангелы мои хранители,
Святые стрелы огня!
Не достойна я вашей обители,
Покиньте меня.

1915, Москва

«О, как мне странно, что я живу…»

О, как мне странно, что я живу,
Что эти стены — мое жилье,
И всё, что есть — всё наяву,
И жизнь, и ты, и сердце мое.

О, как мне чужд докучливый стук
Его биений глухонемых,
Его слепых горячих мук.
О, как мой мир внемирно тих.

И нету слов, чтоб рассказать
О том, где я и что со мной,
И смерть ли это иль благодать,
Иль сон о жизни прожитой.

[1915]. Москва, Заглухино

«Я знаю ужас низвержения…»