Хризалида

Я — революция. Я пламень мировой.
Нет нужды мне, что вы боитесь дыма,
Что вопли жертв влекутся вслед за мной,
И всё разрушилось, что было нерушимо.

Звериное мое страшит вас естество.

Вы ярости моей трепещете, народы.
И сквозь пожары гнева моего
Не видите за мной дитя мое — Свободу.

Не вечно знамя красное мое.

Над ним развеется зелено-голубое,
Когда на плуг перекуют копье
И станет мир единою семьею.

Победный день тот близок иль далек,

Не мне судить. Я только меч возмездья.
Меня послал неумолимый рок.
Мне ворожат счастливые созвездья.

10 декабря 1924, Сергиев Посад

«Стану ль завидовать птице крылатой…»

Стану ль завидовать птице крылатой,
Разве не птица душа у меня?
Разве в просторы небес необъятных
Вечности дали ее не манят?

Разве не носится ласточкой вольной

В царстве лазури она?
Разве ей доли земной не довольно,
Той же, что птице дана?

30 мая 1925, Сергиев Посад

«Бледно-зеленым океаном…»

Бледно-зеленым океаном
Лежит закатных туч гряда.
За ними берег осиянный
И пальм огнистых череда.

А дальше — город златоглавый,

Где, многоцветны и легки,

Слетелись славить Божью славу
Несчетных ангелов полки.

13 июня 1925, Сергиев Посад

«К огню чужого камелька…»

К огню чужого камелька
Позвали греться старика.
Старик недвижимо сидел
И молча на огонь глядел.

А после встал и в ночь ушел,

И нищ, и стар, и бос, и гол.
И не хватились старика
Его друзья у камелька.

7 января 1926, Сергиев Посад

В вагоне

I. «Под мерный стук колес уснули пассажиры…»

Под мерный стук колес уснули пассажиры.
В окно чуть брезжит мутный серый свет.

Окрестности, задумчивы и сиры,
В окошко белый шлют привет.

Деревья голые безрадостно и четко

Ветвистые раскинули рога.
Бегут у станции какие-то решетки.
Тускнеют к таянью готовые снега.

И пассажирам тоже, верно, снятся

Неяркие, нерадостные сны.
Не про «свободу, равенство и братство»,
Не про святыню горней стороны.

Вот этот видит чад попойки пьяной

Иль черный хлеб и душный ряд забот.
.
А поезд жизни мерно, неустанно
К великой Бездне всех несет.

II. «Окутанный февральскими туманами…»

Окутанный февральскими туманами,

Покинутый печальный монастырь.
И снежные вокруг него поляны,
И смутная лесов далеких ширь.

Под ветхим кровом станции убогой

Сермяги серые навьюченных людей,
И царственная ель торжественно и строго
Стоит на страже у путей.

III. «Жесткий ветер колет, режет…»

Жесткий ветер колет, режет,
Бьет и жжет лицо.
Заунывный ели скрежет
Над моим крыльцом.

Что стоять? Бегут минуты,

Вьюг не переждешь,
Выходи, лицо укутав —
Не в раю живешь.

22 февраля 1926, Хотьково — Пушкино

«Ах, какими тешит сказками…»