По улицам, заваленным снегом, велосипед бы не проехал, пришлось идти пешком. До храма Мисако добралась лишь через полчаса, продрогшая до костей. Ноги онемели, в сапогах хлюпала вода. Конэн проводил ее в гостиную и усадил перед электрокамином, а сам побежал на кухню вскипятить чай. Мисако воспользовалась удобным моментом, чтобы переодеть сухие носки.
— Как вы поживаете, Конэн-сан? — спросила она, обратив внимание на печальное лицо монаха.
— Спасибо, хорошо, — ответил он, но не слишком убедительно.
— Наверное, одиноко себя чувствуете?
— Ничего, я не жалуюсь.
Наступила неловкая тишина.
— Вам теперь приходится работать за двоих, — продолжала Мисако. — Трудно приходится?
Конэн затянулся сигаретой, потом прищурил глаза и выпустил вверх аккуратное колечко дыма. Несколько секунд оно неподвижно висело над его головой, словно нимб, потом начало расширяться и таять.
— В последнее время службы редко заказывают, — наконец заговорил монах.
— Вот как… — Мисако ждала, что он продолжит, но не дождалась. — Тэйсин-сан сказал, что вы сегодня утром навещали его и даже помогли с бритьем…
— Хай, — кивнул он.
— Правда, он уже лучше выглядит? Скоро, наверное, совсем поправится.
— Хай, похоже на то.
Мисако поднесла к губам чашку. Тишина казалась все более угнетающей. Вдруг Конэн нахмурился и снова заговорил:
— Простите, что спрашиваю, Мисако-сан… Я могу быть чем-нибудь полезен? Едва ли вы пришли бы в такую погоду просто так.
— Да, конечно, — вздохнула она с облегчением. — Тэйсин-сан сказал, что у вас тут возникли неприятности в связи с прахом той неизвестной девушки. Еще он говорит, что боится упоминать о нем при моей матери…
— Хай.
— В таком случае скажите, пожалуйста, чем моя мать так вас напугала?
Священник выпустил одно за другим еще два колечка, наблюдая за ними прищуренными глазами.
— Это все тот случай, — медленно проговорил он, — на Новый год.
Мисако почувствовала раздражение. Этот монах с его тонким, как у женщины, голосом и привычкой молчать по полчаса перед каждым ответом мог кого угодно вывести из себя. Впечатление было такое, что ему приходилось переводить каждое слово, чтобы понять смысл.
— Я не имею понятия, что случилось на Новый год, — сказала она, стараясь держать себя в руках. — Тэйсин-сан был слишком слаб и не смог объяснить. Пожалуйста, расскажите, Конэн-сан, мне нужно знать.
Священник протянул тонкую руку к чайнику и стал разливать чай по чашкам. Он жестом предложил Мисако печенья, но она лишь нетерпеливо покачала головой, ожидая ответа.
Наконец он заговорил:
— Думаю, греха не будет, если я расскажу…
— Разумеется! — Несмотря на все усилия, раздражение все-таки прозвучало в ее голосе.
— Хай, — кивнул он и снова замолчал.
— Так что же случилось? — не вытерпела Мисако.
Монах словно не слышал ее. Выпустив в воздух еще колечко дыма, он задумчиво следил, как оно поднималось к потолку и медленно таяло.
— Ваша матушка приехала в храм в первый день нового года, узнав, что Тэйсин-сан заболел, и обнаружила беспорядок в келье покойного настоятеля, которую он занимал. Тэйсин-сан имел обыкновение спать с открытым окном, и в комнату намело много снега, там было очень холодно, и все вещи промокли. Госпожа Итимура очень рассердилась…
— Я все понимаю, но при чем тут погребальная урна?
— Она разбилась.
Мисако в ужасе прикрыла рот рукой.
— Разбилась?
Священник невозмутимо кивнул и снова замолчал.
— Случайно, — объяснил он после паузы. — Тэйсин-сан хранил ящик у себя в шкафу, и когда госпожа Итимура вытаскивала оттуда мокрые одеяла, он вылетел и разбился о стену.
— О нет! — воскликнула Мисако. — И все рассыпалось?
— Нет, — успокоил ее Конэн, — разбилась только коробка, оболочка из ткани осталась.
— И где она теперь?
Священник раздавил крошечный окурок в пепельнице.
— Там же, где и раньше, в помещении за алтарем.
— Я сама виновата, — горестно вздохнула Мисако, поднимаясь на ноги. — Давно пора переложить прах в настоящую урну.
Конэн жестом остановил ее.
— Я уже обо всем позаботился.
— Каким образом?
— Обратился к директору похоронного бюро. Он приехал в храм, мы открыли шелковое фуросики, убрали обломки ящика и переложили прах в пустую металлическую урну, которую нашли там же на полках. Директор сказал, что теперь все в порядке, и даже не взял денег за услуги.
Вздохнув с облегчением, Мисако снова опустилась на колени.
— Очень любезно с его стороны… Спасибо, Конэн-сан, вы очень внимательны.
Священник даже не улыбнулся в ответ на похвалу. Обратив на Мисако бесстрастный взгляд, он произнес:
— Не стоит благодарности. Это моя работа.
Вечером Мисако вновь зашла в палату к Тэйсину.
Лицо ее сияло, на сердце было радостно и спокойно. Они беседовали легко и непринужденно, как старые друзья. Мисако даже смогла, нисколько не смущаясь, рассказать о разрыве с мужем и о том, что теперь живет у бывшей школьной подруги и работает вместе с ней.
— У нее теперь модное ателье, известное всему Токио.
— Вот как? — с уважением кивнул Тэйсин, поплотнее закутываясь в одеяло.