Хризантема с шипами

А голос срывается. И сердце выскакивает из груди непонятно почему. Оно вообще стало слишком самостоятельным, мое сердце. Совершенно не прислушивается к голосу разума.

– Дай слово, что не выйдешь из Горленда, – потребовал Редклиф. – Я не смогу найти гверха, если постоянно буду думать о том, где ты и что с тобой.

– Хорошо. Я останусь в замке до твоего возвращения.

– Смотри, Сэнди. Ты пообещала, – серьезно сказал муж и, не дав мне ответить, накрыл губы поцелуем. Жгучим, жарким, пьянящим – таким, каким был целующий меня мужчина.

Не знаю, как Редклифу удавалось одним только прикосновением вызывать во мне настоящую бурю эмоций и ощущений. В обычной жизни он казался сдержанным и холодным, и тем горячее была его страсть. И тем сильнее была моя отдача.

– Я скоро вернусь, – оторвавшись от моих губ, хрипло произнес муж, а я только кивнула, не в силах произнести ни слова. Да и ноги меня держали с трудом, подгибаясь самым позорным образом. – И мы продолжим именно с этого момента.

Редклиф подозвал Пушка и вышел из комнаты, а я опустилась на диван и приложила ладони к пылающим щекам.

Редклиф Бенси

Он спешился у западной окраины Кранчестерского леса и попытался заглушить эмоции, но те впервые не желали подчиняться. Они бурлили, перехлестывали через край, и Редклиф ничего не мог поделать. Он, который иногда и вовсе забывал, с какой стороны находится сердце, теперь чувствовал его так отчетливо, что и сам не знал, радоваться этому или огорчаться. А перед глазами стояло лицо жены – открытое, нежное, удивительно родное, и он не мог понять, когда успел так сильно прикипеть к чужой еще совсем недавно женщине. Его женщине. Наверное, в этом и заключался ответ. Все, что были до нее, оставались чужими, а Сэнди оказалась его. Совпала с ним. Впечаталась в плоть и кровь так, что не вырвать. Оплелась вокруг души, как вьюнок. И ее чувства вдруг стали важнее своих собственных. И ее боль сводила все внутри такой судорожной яростью, что он готов был голыми руками растерзать этого слизняка, ее бывшего мужа. Редклиф вспомнил, как сжалась Александра, когда он накрыл ее бедра, какой испуг метнулся в ее глазах, как она замерла, застыла, отгородилась от него. Его тогда ударило изнутри так, словно это он был виноват в ее страхах, словно это из-за него она испытала боль. Он и сам не знал, откуда у него достало сил не выругаться. Наверное, даже раздираемый ослепляющей ненавистью к Монту, он не мог напугать жену. Грасс его знает, как удалось сдержаться. И тем отчаяннее была его радость, когда Алекс поверила, когда размякла в его руках, когда стала отвечать на ласки и прикосновения. Кто бы знал, как сложно ему было действовать осторожно, чтобы не спугнуть, не подорвать то хрупкое, что зарождалось между ними, но он знал, что только от него зависит, как у них сложится дальше. Редклиф не обольщался. Быстро приручить Александру вряд ли получится, тут ее бывший муженек, разрази его грасс, хорошо постарался. И тот порыв, что толкнул жену в его объятия там, в подземелье, был продиктован всего лишь ее страхами и радостью от того, что все закончилось. А вот вчерашняя ночь… Он надеялся, что она что-то изменила, что Алекс смогла довериться, смогла отпустить прошлое. И как же между ними все было – остро, горячо, безоглядно, так, словно все преграды в один миг рухнули, оставив их с Александрой один на один. Кожа к коже, губы к губам, с оголенными до предела чувствами и ощущением, что жизнь только начинается.

Под ногой хрустнула сломанная ветка, и Редклиф еле слышно хмыкнул. Эк его повело! Никак отойти не может. А ведь дело не ждет. Не до эмоций сейчас. Нужно довести прерванный ритуал до конца.

Редклиф отсек лишнее, заставив себя сосредоточиться, раздвинул кусты ракиты и вышел на поляну. Обвел коротким взглядом идеально ровный круг, охраняемый старыми грабами, шагнул в центр и опустился на колено. Нож блеснул в косых солнечных лучах и легко разрезал запястье.

– Старкос варите ноус, – прозвучали в сгустившемся от напряжения воздухе слова древнего заклятия, и по кронам деревьев прокатилась испуганная дрожь.

Слишком давно они не слышали исконных заклинаний Черных лордов. Успели забыть, кто истинный хозяин нерейских земель.

Лес дрогнул. По поляне зазмеились тонкие узкие трещины, разошлись в стороны, поползли к центру Старой пади, а им вслед понеслось еще одно заклинание, заставляющее недра содрогаться от мощных толчков.

– Астанос. Гординус. Родирос.

Редклиф чувствовал, как сила из его пальцев перетекает в рыхлую почву, впитывается, уходит на глубину и заставляет лес сбросить чужую власть, избавиться от дурмана, очнуться.

Деревья застонали, приходя в движение, птицы загомонили, взмывая ввысь, листья зашептались, пересказывая друг другу забытую правду. А Редклиф, так и не отнимая ладони от подрагивающей земли, вслушивался в ожившие звуки и искал среди них один, самый важный. И не находил. Не находил, грасс его растак!

Отряхнув руку, Редклиф поднялся, свистнул, подзывая Верного и посмотрел на застывшего в паре левов Пушка.

– Ты его чувствуешь?