Под пальцами — мелкие лужицы, снулая рыба. Рыжая лисица-шахалэ твердыми когтями разрывала гнилые кучи, переворачивала щепки, исследовала извилистые мышиные норы, иногда поднимала голову, будто спрашивала: «Это кто там ползет? Это кто там чужой ползет?»
Сказочный старичок чулэни-полут сидел на голом берегу.
Чулэни-полут совсем как человек, только крупного роста. Голова круглая, как тундряная кочка, спутанные волосы вниз висят. Такой убитого лося носит привязанным к ремешку кафтана, человека ест с аппетитом.
Обрадовался: «Ты пришел?»
«Хэ! Я пришел».
«Что видел?»
«Убили всех».
«Что слышал?»
«Дудки-омоков убили».
Берег печальной реки усыпан черной галькой.
Сказочный старичок сказал: «Тебе здесь нельзя».
Нехорошо засмеялся, потертую меховую кукашку поправил.
«Сядь на камень, — пожалел. — Тебе здесь нельзя. Все равно нельзя. Скоро старуха стражница на лодочке явится, всех увозит в нижний мир. Не торопись, тебя не упустит. Вижу, сухожилие у тебя на ноге порезано, все равно не торопись. И хромые иногда хорошо живут, я про такое слышал».
Вспоминая, облизнул узкие губы: «Почему сам пришел?»
«С шаманом теперь дружу. Братьев дудки-омоков хочу вернуть».
«Из нижнего мира никого не возвращают, даже братьев. — Чулэни-полут с пониманием почмокал длинными узкими губами. — Ты, чувствую, теплый. Если тебя съем, попадешь в нижний мир быстрее».
«Хэ! Пусть стражница перевезет».
Сидели на берегу, молчали. Не знали, что сказать.
Потом послышался всплеск — тихий, ровный. Так весло ударяет в воду, когда не торопятся. Звук шаманского бубна, потом всплеск. «Хэруллу! Хэруллу!» И снова всплеск. Это, наверное, стражница ехала.
«В лодку сядешь, шаман на нашем берегу останется, — тихо зевая, сказал чулэни-полут. — Если идешь в нижний мир, он у нас останется. Пусть камлает, пока ты в нижнем мире находишься. Только торопись. Сколько шаман камлать сможет, он сам пока не знает, наверное сколько хватит сил, а их у него немного. Не успеешь к нам вернуться — никогда не вернешься».
«Дергэл! Дергэл!» Шаман как черное пламя разрезал тьму.
Совсем черное разрезал своим совсем черным, даже глазам больно.
Кутличан видел голову черную, круглую. Видел кафтан с черной бахромой, черную колотушку, черный бубен — все черное, все обдавало страхом, гнилью, удушьем, лисица-шахалэ испуганно поджимала хвост.
«Мне в нижний мир надо», — сказал Кутличан.
Знал, что эти слова можно не произносить, шаман и без слов все знает, но на всякий случай произнес — боялся, шаман забудет. А такой не забудет. Видно, что шаман совсем не чесоточный. Умеет становиться рыбой, и земляным червем может обернуться, и птицей, у каждого своя память. Плохим запахом все вокруг заполнил, будто в реке сразу вся рыба сгнила. И старуха в деревянной лодочке подплывала совсем гнилая, рыхлая, звала открытым беззубым ртом. «Где, — звала, — мой хромой?» Даже стало тяжело дышать высоко пролетающим птицам, пробегающему зверю от запахов, которые неустанно творил шаман. Не зря он три года томился на цепи в отдельной урасе, скакал на одной ноге, ругался с невидимыми духами.
Гнилая старуха протянула руку.
Спросила: «Ты мой хромой?»
«Я хромой Ичены».
«Она тоже моя будет».
Вдруг разглядел, что не было у стражницы никакого весла, только ладони широкие с зелеными перепонками между пальцами. Смотрела ласково, но даже на такой ласковый взгляд Кутличан отвечать не стал: нога болела. Смотрел на лодочку — узкая, утлая. Как в такой пораненную ногу вытянуть?
«А ты садись. Я таких, как ты, иногда по десяти в лодочку наваливаю, — похвасталась стражница. — Буду звать тебя — мой хромой».
«Хэ! Не буду откликаться».
«Тогда не попадешь в нижний мир».
«Хэ! В реке утоплюсь, водой принесет».
«Тогда в средний мир не вернешься. С твоей Иченой будут тунгусы жить».
«По звуку шаманского бубна сам реку переплыву».
«Я рядом в лодочке поплыву, топить рукой буду».
«Шаман тебе не позволит. Скажет: хэруллу!»
«Что ты! Что ты!» — испугалась старуха.
«Скажет: дергэл!»
«Что ты! Что ты!»
«Скажет: худиэ!»
Стражница совсем испугалась.
А Кутличан вспомнил, как сильный шаман водил одулов через море.
Очень сильный шаман. Ехал впереди на олешке верхом, на голове рога, прямо по воде ехал. Тряхнет громко бубном — за ним сразу намерзает ледяная дорожка, одулы спешат, торопятся, никто не боялся, шли за сильным шаманом. И Кутличан сейчас не боялся стражницу.
Она это почувствовала.
«В нижний мир придя, что будешь делать? Сколько жить будешь?»
«Хэ! — ответил. — Сколько надо».
«Чего просить будешь?»
«Братьев Ичены. Сразу двух. С ними пойду к тунгусам. Увижу самого плохого, скажу: ты много убил дудки-омоков, ты много пролил крови. Так прямо скажу и ударю ножом в сердце. Наконец воином стану. Скажу убитому: отправляйся в нижний мир к отцу твоему, к твоей матери. Ты сразу всех получишь».
С этим стражница согласилась.
«Мы многих ждем».
Плыли в лодочке.
Все движется, а течения нет.
Долго по берегам тянулись высокие осыпные яры.