Хромой пастух

Кутличан опять вспомнил праздник. Ближе правда никого нет. Вот какой смелый юноша, дразнили его недавно на празднике. Вот молодой, а хочет много. Ездит с отцом на тальниковой нарте, а хочет другую. Подумал, на обратном пути обязательно подберу березовые полозья от нарт старого Мачекана: тому они больше не пригодятся, и красному червю не нужны полозья. На празднике надо мной смеялись. Особенно хромой богатырь смеялся, наклонял голову в хромую сторону. Только мохнатый Корел не смеялся и Тебегей, дудки-омок, с братьями Ичены смотрел участливо. «Возьми, молодой юноша, самый малый камень, мы засчитаем». Боялся, крепкая ли у меня кость. А хромой возражал: «Пусть сломается». Будто сам думал о девушке Ичене. Такой сам войдет в полог. Меня оттолкнет, скажет: это ты хромой, а меня таким природа изобрела, сам возьму девушку. И будет Ичена с таким жить. «У меня хороший муж, — будет говорить, — меня не отдает обыкновенным людям, а только самым лучшим. Если хромой Кутличан придет, — будет говорить, — передник не сниму, не пущу в полог».

«Крух!» — подтвердил ворон.

И подсказал: «Не говори с шаманом громко».

Подумал и еще подсказал: «Что скажет шаман, Кутличан, то так и делай, только громко не говори. У тебя душа, айви называют, сейчас слабая, она с подрезанными сухожилиями. Испугаешь шамана — он ее навсегда проглотит».

«Худиэ! Худиэ!» — бил шаман колотушкой.

«Это он с духами говорит», — с уважением перевел ворон.

«Дергэл! Дергэл!» Плыли запахи над землей: несвежей талой воды, мятого влажного ягеля, оленьего пота, холодной смерти.

«Пойду в нижний мир за братьями Ичены, — слабым голосом объяснил Кутличан. — С Корелом пойду, приведу братьев Ичены».

«Хэруллу! Хэруллу!» — вскрикивал шаман.

Ворон раздраженно потряс перьевой бородой.

«Хромой и медведь. Крух! Кто таких в нижний мир пустит?»

Кутличан закрыл глаза: шаман вдруг показался ему чесоточным.

Поможет такой? Как понять?

«Худиэ! Худиэ!»

Смотрел на шамана закрытыми глазами, видел черное пламя.

«Хэруллу! Хэруллу!»

Бубен гремит, голова кружится. Луна в небе не оглядывается, как Ичена на празднике.

«Дергэл! Дергэл!»

Почему всё не так?

«Наверное, сам поползу», — шепнул, чтобы не испугать шамана, но тот услышал и взметнулся черным пламенем прямо под луну, затмил ее свет. Ураса, окруженная небольшими деревянными идолами, показалась Кутличану совсем маленькой, а шаман рукой легко коснулся луны — вот какой сильный, как мячика коснулся. Такой может коснуться даже девушки Ичены. Как черное пламя взлетает, гремит бубном, кружит над пораженным вороном.

«Дергэл! Дергэл!» — такой может коснуться девушки.

«Кухиа! Кухиа!» — такой обязательно приведет в нижний мир.

«Хэруллу! Хэруллу!» — такой вернет братьев Ичены, сделает их товарищами.

С братьями Ичены легко догоню тунгусов. По запаху пойдем, сухим толченым мухомором силы будем поддерживать. Пением, пляской, ударами в бубен шаман поднимет преследователей над мокрой землей, над кривыми ондушами, над плоскими озерами, вступит в переговоры с невидимыми духами. Что захочет, то им скажет. Братья нужны девушке Ичене, у которой всех убили. Вот, скажет невидимым духам, молодой хромой будущий пастух ищет товарищей. Отца девушки нам не надо, оставьте себе, он старый, отдайте только братьев. Это ненадолго. Они отнимут у тунгусов свою сестру — вернутся. А хромой охотник тоже придет в нижний мир, но потом, позже, когда ребенку молодую душу подарит. И девушка Ичена придет в нижний мир, но тоже потом, позже. Старуха стражница перевезет всех в нижний мир на лодочке. И тунгусов можете взять. Сразу всех, ни одного не жалко. Кутличан и братья помогут перегнать остроскулых тунгусов в нижний мир. Эхое! Мы всегда окружены врагами.

«Как долго ползти до нижнего мира?»

«Это временем не определяется».

«А иначе никак?»

«Иначе никак».

Покачал головой. Все равно Ичену освобожу.

Все равно в нижний мир проползу между кочками на брюхе.

Сильный шаман будет прыгать, метаться, вскрикивать, сильно стучать колотушкой в бубен, тянуть за уши Кутличана. Этот шаман чесоточный только с виду. Один мидоль, один дневной переход, если ползти — проползу. Потом еще два мидоля, два дневных перехода, проползу. Тени собак залают, тень сказочной старушки неслышно навстречу выйдет, откроет сумеречные глаза. «Навсегда пришел, Кутличан? — спросит. — На время пришел?» Он ответит. «Моя прабабушка, — с уважением ответит, — узнать пришел». Она скажет: «Тогда говори свое». И он скажет.

«Хэ! Такое узнать — надо идти дальше».

Если до реки доползу, значит, и дальше сложится.

Старуха стражница перевезет на другую сторону в безмолвный нижний мир.

Раз ворон говорит — крух, значит, старуха перевезет. А я крикну громко — ку-ку, чтобы стражница обратила внимание. Кутличан даже шепнул ку-ку про себя, но чуткий ворон опять услышал. Наклонил тяжелый клюв: «Крух! Не говори так. Даже не думай так. Кукушка — шаманская птичка. Никаким словам кукушки не подражай, а то с ума сойдешь или умрешь просто».

19.

Луну затянуло. Ногу дергает боль.

Кутличан полз по мхам, по звуку бубна.