Он заставил себя сесть, несмотря на протесты каждой жилки и косточки. За спиной Керли стоял Ларри, порослее и поплечистее напарника, однако какой-то менее внушительный. В руке он держал вроде как пучок прутьев. Хасан сморгнул. Перед глазами сначала все расплылось, но тут же снова вернулось в фокус. В руке у Ларри был сложенный штатив-треножник. Значит, коробок в другой руке – камера.
В руках у Керли тем временем был предмет совершенно другого толка.
Хасан подтянул колени к груди, подался вперед и уперся ладонями в холодную землю. Земля была ободряюще материальной и в то же время холодной и чуждой. Хасан редко бывал за городом. Его средой обитания были городские улицы и супермаркеты. Оттолкнувшись от земли, он поднялся и встал на нетвердые ноги. «Меня трясет, – подумал он. – Трясет. Я стою здесь, среди этих деревьев, которые такие громадные, стою такой маленький, такой измученный и трясусь. Но я жив».
Он посмотрел на Керли и спросил:
– Вот и все?
Голос звучал непривычно, словно его озвучивал какой-то актер. Тот, кто ни разу не слышал, как Хасан говорит, и, разглядывая выцветшую фотографию, представил, как звучал бы его голос.
– В точку, – ответил Керли. – Вот и все.
Топор в его руках представлялся Хасану каким-то артефактом Средневековья. Да он и был средневековым артефактом – плавно изогнутая деревяшка с железной насадкой, тускло-серой и наточенной до убийственной остроты. В обращении с незапамятных времен, ибо редко дает осечку. Иногда изношенное топорище заменяют новым. Иногда притупляется лезвие.
Джоанны Ламли простыл и след. Внутренний комик Хасана на эстраду не возвращался. Но когда Хасан снова заговорил, то обрел свой собственный голос и впервые за целую вечность сказал именно то, что хотел:
– Ссыкливое чмо.
Неужели Керли вздрогнул? Не ожидал, наверное?
– Я боец, – сказал Керли.
– Ты-то? Боец? Это, по-твоему, поле боя? Связали, отвезли в лесок, а теперь что? Башку снесете? Ну-ну. Герой. Боец из тебя, как из говна – пуля.
– Идет священная война, – сказал Керли. – И начала ее твоя шобла.
– Моя шобла? Моя шобла торгует мягкой мебелью.
По кронам пробежал ветерок, и шум ветвей прозвучал одобрительным гулом зрительного зала. Хасан почувствовал, как по жилам струится кровь, как под ложечкой набухает пузырь страха. Пузырь мог лопнуть в любую секунду. Или подняться ввысь и унести Хасана прочь.
Он посмотрел на Ларри:
– А ты? Так и будешь стоять и смотреть, как он тут выкобенивается? Тоже небось боец, да?
– Заткнись.
– Ага, сейчас. А если не заткнусь, то что? Башку мне снесете? Пошли вы оба в жопу. Хотите видос заснять? Давайте. Снимайте. Снимайте прямо с этого момента. Вы оба – ссыкливые чмошники вместе с вашей бэ-эн, мать ее, пэ. Мудаки. Лузеры.
– Мы не из БНП, – сказал Керли.
Хасан запрокинул голову и расхохотался.
– Чего ржешь?
– Думаете, меня волнует? – сказал он. – Думаете, меня серьезно волнует, откуда вы? Из БНП, или из Лиги английской обороны, или еще из какого сраного кружка нациков, – думаете, меня это волнует? Вы ничто. Вы никто. Вы до конца жизни просидите за решеткой и даже после этого – угадайте что? После этого вы так и останетесь никем.
– Так, – сказал Ларри. – С меня хватит.
Даффи, разумеется, тут же прибыл на всех парах. Он все это время держался неподалеку. Его взору предстала корзина для бумаг, невинно перекатывающаяся по ковру, и стеклянная стена без каких-либо следов совершенного над ней насилия. Тем не менее Тавернер была белее мела, и Лэм, судя по выражению его лица, считал это некоторым достижением.
– Куратор никогда не палит своего агента, – сказал Лэм. – Из всех предательств это самое страшное. И именно его совершил Партнер, использовав Стэндиш в качестве живого щита. А теперь и ты делаешь то же самое. Может, я и старой закалки, но не допущу, чтобы это повторилось.
– Партнер? – переспросил Ник Даффи.
– Все, хватит, – сказала Тавернер. – Он превратил Слау-башню в личное войско. Он самовольно проводил операции! Отведите его вниз.
Пока она говорила, Лэм обнаружил в кармане плаща блудную сигарету и теперь пытался ее распрямить. Судя по выражению его лица, эта проблема занимала его больше всего.
Даффи был не при оружии. Нужды в этом не было.
– Так, Лэм, – сказал он. – Оставь в покое сигарету, сними плащ и положи на пол.
– Ладушки.
Даффи невольно покосился на Тавернер. И немедленно встретился с ней взглядом.
– Только сначала я должен кое-что сообщить.
Теперь оба смотрели на Лэма.
– Во внедорожнике, который один из твоих отвел на подземную стоянку, на заднем сиденье лежит бомба. Большая.
Прошла секунда.
– Прикалываешься? – спросил Даффи.
– Может, и не прикалываюсь, – пожал плечами Лэм и повернулся к Тавернер. – Говорю же, я к тонкостям не привык.