Хроническая болезнь

Стив не понял, о чем говорит негр, но мысленно поблагодарил и мальчика, и японца. Эти, абсолютно незнакомые люди, спасли его от чудовищного унижения. Хотя Хаген не помнил, чтобы кто-то на площади предлагал кредиты за лечение. Придумал пацан.

– Никогда не торопитесь убивать доктора, – философски произнес узкоглазый.

– Хороший врач – мертвый врач! – возразил Большой Билл и картинно сморщился.

– Не всякий врач – твой враг, Билли! С этого дня лаборант… как тебя звать? – продолжил японец своим «бархатным» голосом.

– Стив Хаген… – все еще дрожа от страха, выдавил из себя лаборант.

– Стив Хаген, не бойся. Больше тебя никто не тронет. Меня зовут Кацуро. С этого дня ты под моей защитой, но если будешь доносить о своих товарищах Шульцу или другим врачам, то станешь изгоем и среди отбросов. Понятно? – медленно произнес узкоглазый. Слова он выговаривал медленно, с расстановкой. Так, что каждое слово впечатывалось в голову, словно непреклонная истина.

– Понял…

Через десять минут обед закончился, и всех снова погнали на работу. Опять заключенные перебирали хлам и складывали железо на конвейерную ленту. Стиву показалось, что количество предметов в ящиках за время приема пищи не уменьшилось. Наверняка в них навалили нового мусора, пока рабочие обедали. Через шесть часов раздался гонг на ужин, а потом всех повели в общую большую камеру.

Перед входом в камеру рабочие проходили через специальную рамку, где их просвечивали на наличие запрещенных предметов. Стив заметил, что однажды сканер противно запищал, и проштрафившегося бесцеремонно оттащили в сторону. Лаборант помнил этого парня, он работал напротив, с другой стороны конвейера. Стива еще заинтересовала татуировка в виде двух розочек на обнаженном плече.

Врач быстро нашел у заключенного ржавый кривой гвоздь, затем замкнул контакты нейроинтерфейса, чтобы посмотреть информацию о субъекте. Во время процедуры санитары, стоящие рядом, не сводили глаз с других рабочих, терпеливо ждущих своей очереди.

– Третий раз! – констатировал страж порядка. – На кухню!

– Нет! Прошу вас! – умоляюще запричитал виновный, но строгий врач остался неумолим. Доктор дважды ткнул электродубинкой в подмышки заключенному, тело обмякло, и санитары быстро его унесли.

Стив сильно удивился. Что страшного может быть на кухне? Однако, стоит не проявлять излишнюю любознательность. Лучше потом, в спокойной обстановке, спросить кого-нибудь про эту кухню. Предыдущие дни научили быть осторожным и предусмотрительным.

В общей камере стояли суровые алюминиевые шконки. Причем, двухъярусные. Обстановка камеры небогата. У каждого рабочего, кроме постели, лишь небольшой шкафчик для одежды. Вот и вся мебель. Окон в тюрьме не предусмотрено, сверху неярко светили маленькие лампочки. Хаген огляделся, вздохнул и задумался. Не зная местных порядков, спешить не следует.

– Новенький? – окликнул дружелюбный японец и показал открытой ладонью. – Вон та верхняя полка свободна, занимай!

Стив повеселел и последовал совету Кацуро. Снял надоевшие тяжеленые ботинки, рабочую куртку, очки, забрался наверх и вытянулся в одних красных штанах на грубой холодной шконке.

Ноги гудели, отяжелевшие от непривычной физической работы, а мышцы рук чувствительно ныли. Клонило в сон, и бог Морфей пришел сразу, несмотря на то, что все тело лаборанта сильно мерзло.

Правда, долго поспать не пришлось, где-то через час бывший лаборант проснулся. Какой-то приятный слуху звук, похожий на кошачье мурлыканье, разбудил его. Хаген надел очки и поискал возможный источник звука. Остальные рабочие давно спали, и свет в помещении оставался едва видимым.

Взору Стива предстала удивительная, немного фантастическая картина. На нижней полке сидел невозмутимый Кацуро, согнув ноги в коленях и скрестив их. В одной руке японец держал нить с бусинками и медленно их перебирал, что-то распевно нашептывая. А на его левом бедре покоился знакомый плешивый кот и благостно мурлыкал. Глаза у существа полуоткрыты, а усы смешно растопырились в разные стороны, и Хагену показалось, что они даже немного двигаются туда-сюда. Взгляд кота казался человеческим, излучающим ум, мудрость и доброту.

– Ом мани пэме хунг[5], ом мани пэме хунг… – произнес Кацуро чуть громче, поэтому Хаген услышал последние, непонятные ему слова. После этого японец открыл глаза и увидел, что лаборант, в отличие от всех остальных, бодрствует. Но Кацуро, кажется, не обращал на него внимания. Сидел с открытыми глазами и молчал.

– Я знаю этого кота, – выдавил из себя Стив, чтобы хоть как-то прервать затянувшуюся паузу.

– Видел раньше? – спокойно произнес японец. – Неслучайно нам посылают иных существ любящие будды и бодхисаттвы[6].

– Чудно вы говорите, и ритуалы у вас странные. Что они вам дают?

– Покой и гармонию, силу и мудрость, ибо избавление от страданий всякого живого существа есть цель, человека достойная, – медленно ответил Кацуро.

– А более простым языком можно? – спросил Хаген.