Самое литературное честолюбие было чуждо Титмару. Его хроника должна была служить практическим целям. Он собирает воедино предысторию и развитие своего епископства, сведения о его правах, владениях и политическом положении, дает духовное поучение, собирает назидательные примеры доброго и дурного образа жизни, христианских добродетелей и вредных пороков, доказывает справедливое вмешательство Бога в случаи этого мира путем знамений и чудес. И в религиозной, и в политической сфере он постоянно показывает нам вечный спасительный порядок. Постоянно призывает он своего читателя к исполнению христианского долга, заставляет думать о спасении души и, сознавая собственную греховность, открыто умоляет нас о спасительном посредничестве. Титмар пишет как церковный князь, священник и политик, а не как историк. Это объясняет определенные «недоработки» в смысле современной историографии и одностороннюю трактовку отдельных фактов. Ему нельзя поставить в вину сознательного искажения фактов с целью скрыть от читателя истинное положение вещей. Он никогда не воздерживается от резких, порой явно неблагоприятных отзывов относительно высокопоставленных лиц, если считает это необходимым. Этого не наблюдается и в выделяемой им сути и новеллистической обработке материала. Титмар ни в коей мере не является занимательным рассказчиком. В пестрой последовательности он дает перечень следующих друг за другом происшествий, которые кажутся ему достойными внимания. Временная последовательность по большей части соблюдается, причем одни факты автор подробно, с любовью объясняет, другие же лишь замечает в немногих словах. При случае та или иная заметка побуждает его к длительным отступлениям, кратким биографиям, анекдотам, семейным преданиям или историям об основании того или иного монастыря. Материал излагается им без всяких пауз, не имея строгого внутреннего членения. Причины событий, а также деловые, связные их пояснения даются им лишь изредка. Обилие материала иногда побуждает его пренебрегать строгой хронологической последовательностью событий. Скачки вперед и назад во времени заставляют Титмара иной раз быть неточным, делать повторения и пропуски. Его своеобразный стиль зачастую неповоротлив и слабо согласован, работа слишком подробна, но в то же время малопонятна. Не стилистическое искусство Титмара, а обилие поставленных им перед собой задач делают его «Хронику» ценной для нас, но в то же время и трудночитаемой.
Титмар планировал вначале только изображение истории Мерзебурга (I, 1
), вероятно, ради наставления своего будущего преемника, к которому он часто обращается по тексту. В последней книге, предчувствуя близкий конец, он особенно четко подчеркивает это свое первоначальное намерение. Однако уже при написании первой книги источники его оказались слишком скудны, а кругозор слишком ограничен. Наглядная картина решающего для Мерзебурга периода потребовала включения основной его темы в общую историю империи времени Оттонов, изображения «жизненного пути и деяний благочестивых королей Саксонии» (Пролог I,7). Уже 1-я книга позволяет заметить это изменение цели работы. Именно благодаря этому труд Титмара приобрел ценность для широкого круга читателей. Автор посвятил его своему брату Зигфриду, аббату Берге, включив это во введение.«Хроника» (Пролог I, 39) состоит из 8 книг различного размера и содержания. Каждая из первых 4 книг повествует о времени правления какого-то одного короля (Генриха I, Оттона I, Оттона II и Оттона III). Книги V-VIII изображают время правления Генриха II с 1002 г. до смерти автора: книга 5-я оканчивается восстановлением Мерзебургского епископства (1004 г.); книга 6-я охватывает десятилетие с 1004 г. до 1014 г., т. е. до коронации Генриха II императором; книга 7-я освещает время борьбы с Болеславом Храбрым вплоть до Бауценского мира 1018 г.; наконец, книга 8-я обрывается неоконченной. Поэтические вступления, написанные гекзаметром, предваряют отдельные книги (за исключением 4-й и 8-й), формализованные заключительные обороты и вставки отделяют их друг от друга (I, 28
; III, 2; 26). VIII книга лишена заглавия. В IV книге (IV, 54) из-за многочисленных дополнений (гл. 54-75) заключительная фраза потеряла смысл.