Хроника

Горе мне, о жизнь земная!
Чем ты мне мила – не знаю.
Коль меня ты обижаешь,
что ж моей любви желаешь?

Жизнь, ты – беглая воровка,

вероломней рыси ловкой!
Выносить тебя нет мочи,
что ты, жизнь, меня морочишь?

В пору смерть в тебе нам видеть,

не любить, а ненавидеть.
Нет добра в тебе ни грана,
что же ждать даров обманных?

Жизнь, игралище несчастий,

словно жалкий лист в ненастье,
коль ты так хрупка и тленна,
что мне мило в жизни бренной?

Жизнь, бессонных сонм страданий,

страхов, мук и ожиданий,
коль твое столь тяжко бремя,
что мне тратить труд и время?

Жизнь, зов смерти неминучей,

замок на песке зыбучем,
коль осталось так чуть-чуть,
стоит ли пускаться в путь?

Жизнь, соринка во Вселенной,

ты соломинки никчемней,
но тлетворней, чем чума,
вон из моего ума!

Жизнь, вместилище чудовищ,

ты ничьей любви не стоишь.
Думаешь, ты станешь лучше,
коль мою погубишь душу?

Жизнь, предательства твердыня

и безудержной гордыни,
лишь себя ты обесславишь,
коль меня грешить заставишь!

Жизнь, беспутная девица,

негодяйка и блудница,
алчна, падка до обмана,
что в тебе уж так желанно?

Жизнь, отравленное яство,

яд даешь, суля лекарство.
Коль твои обеты лживы,
как мне быть с тобой правдивым?

Жизнь, бранчливая чудачка,

неприступная гордячка,
что ты злишься, что хлопочешь,
от меня чего ты хочешь?

Жизнь, /f. 460d

/ забытое кладбище,проклятое пепелище,
ты сама – червей добыча,
что во мне добычу ищешь?

Жизнь, болтливая сорока:

много шуму, мало проку,
что ты, жизнь, топорщишь холку,
нет в твоих угрозах толку!

Жизнь ленива и беспечна,

бестолкова, быстротечна.
Непутевая разиня,
сгинь! С тобой не по пути мне!

Жизнь, бесчестна и развратна,

ты лишь грешникам приятна.
Ты – кормилица пороков,
нет в тебе ни капли проку!

Жизнь, слепая побирушка,

похотливая пьянчужка,
утопаешь в нечистотах –
где, скажи, твои красоты?

Жизнь, назойливая муха,

непотребная старуха,
до любой поживы падка,
прекрати свои нападки!

Жизнь, бессовестная лгунья,

неприглядная хвастунья,
ты противна добрым людям,
нет, друзьями мы не будем!

Жизнь, горчайшая приправа,

у тебя дурная слава:
ты слукавишь, ты обманешь –
для чего ты, жизнь, нужна мне?

Жизнь, ты лишь личина смерти,

мука вечной круговерти.
Полно жизнью называться,
за меня не смей цепляться!

Жизнь, ты мерзости обитель,

душ несытый похититель.
Мне тяжка твоя обуза,
нашему не быть союзу!

Мне претит с тобою дружба,

и даров твоих – не нужно,
прекрати меня тревожить,
мы одно любить не можем!

Мне узор твоих обманов –

будто соль на свежих ранах.
Убирайся, злая лгунья,
прочь, бесстыжая хвастунья!

Твою ласку проклинаю,

Твою дружбу отвергаю.
Ненавижу твою славу,
не люблю твои /f. 461a/ забавы.

Мне любить тебя негоже,

верить – не поверю тоже,
не пойду на зов сирены,
я – твой недруг неизменный!

Жизнь, клянусь тебе – тобою,

честь твоя – гроша не стоит:
ведь дары твои – не розы,
а мучения и слезы!

Слушай, маета земная,

я тебе не докучаю –
не гонись за мной повсюду,
пусть тебе я мерзок буду!

Мне твоя краса постыла,

ласки страстные – не милы.
Жизнь, ужель того не знаешь
ты, когда меня лобзаешь?

Что ж, бесстыдница, с позором

уходи, потупя взоры:
коль сама не уберешься,
горя, знай, не оберешься!

Вон из сердца, прочь из мыслей –

сам Христос меня очистит!
И назад глядеть не надо:
больше нет тебе пощады!

Ты, злодейка, удивилась,

что душа моя взъярилась?
Да ведь ты одна в ответе
за все гнусности на свете!

Ты мой разум помрачила,

слух душевный притупила,
обрекла меня на муки,
ты добру связала руки!

Удушить меня хотела,

а когда в глазах темнело,
ты толики даже малой
воздуха мне не давала!

Что творил я – стыдно молвить,

весь твоей покорен воле:
за любое ослушанъе
страшным было наказанье.

Мысль похвальную сначала

ты ощерившись встречала,
угрожать ей начинала –
и бедняжка убегала.

Если я хотел говеньем

упражнять свое смиренье,
ты шептала без стесненья:
«Тяжки муки истощенья!»

Если нищему монету

я давал, твоим советом
было: «Эй, не дело это:
сам пойдешь с сумой по свету!»

С бедными хотел быть вместе –

ты с притворным благочестьем:
«Тот спасти сирот сумеет,
чья мошна не оскудеет!»

Если плакал безутешно

над своим уделом грешным,
ты смеялась: от рыданий,
мол, слепым болваном станешь!

Если я радел о душах

бедных грешников /f. 461b/ заблудших,
ты ворчала: «Эй, послушай,
сам себя спасал бы лучше!»

Если обличал беспутных,

Мне шептала поминутно:
«Ты порок исправил вряд ли,
а врагов нажил заклятых!»

Коль смирить старался гордость,

слышал вновь знакомый голос:
«Глупо кланяться, пойми же,
тем, кто хуже или ниже!»

Увидав меня за чтеньем,

ты бросала мне с презреньем:
«Ты бы лучше поработал,
по миру пойдешь в два счета!»

Коль работать принимался,

шепот твой не унимался:
мол, нельзя себя калечить,
слабы силы человечьи.

Если уступал при споре,

ты подзуживала к ссоре:
трусом, мол, того считают,
кто себя не защищает.

Если, не смыкая очи,

проводил в молитвах ночи,
слепотой меня пугала
и безумцем величала.

Коль, устав от трат бездумных,

вел расходам счет разумный,
насмехалась: «Эй, бедняга,
не прослыть бы в людях скрягой!»

А когда без сожаленья

стал я тратить сбереженья,
всполошилась:«Осторожней,
так ни с чем остаться можно!»

Бесконечному презренью

незнакомо снисхожденье.
Гнусностей сосуд, тебя я
бесконечно презираю.

Знай, погибших душ отрада,

глупых простаков услада,
пусть мне смерть глаза закроет –
не пойду к тебе слугою!