Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.)

Характерно, что многие из этих жертв чисто формально были причислены к большевикам. Анкета, проведенная Иоканьговским Советом уже после падения Северной области, показывала, что из 1200 арестантов, побывавших в застенках Иоканьги, лишь 20 человек принадлежало к коммунистической партии, остальные были беспартийные. Из этих 1200 людей 23 человека были расстреляны, 310 умерли от цинги и тифа, и лишь 100 человек оставались более и менее здоровыми[1371]. Очевидно, что самосудные расстрелы в эту статистику не попадали и фиксировались как случаи смерти в результате различных болезней.

В ночь на 9 ноября 1919 г., согласно показаниям колчаковского тюремного надзирателя, перед эвакуацией белых войск во дворе Тюкалинской тюрьмы (уездный город Тобольской губернии) было заколото штыками 38 заключенных[1372].

Следует отметить, что Тюкалинская тюрьма славилась особым отношением к политическим заключенным, которые часто погибали при «попытке к бегству». Из наиболее известных подобных случаев – убийство осенью 1919 г. И. И. Кабанцева, первого комиссара почты Омской губернии.

12 ноября 1919 г. генералом Я. А. Слащевым захвачено село Баштанка, центр антиденикинского баштановского крестьянского восстания в сентябре – ноябре в Николаевском уезде Херсонской губернии. В селе действовал генеральский приказ «Уничтожить все, только два храма оставить», и количество жертв было сложно оценить. Расстрелы продолжались больше недели, согласно воспоминаниям, всего было расстреляно около 500 человек[1373]. Приведенные цифры являются минимальными в опубликованных исследованиях этих событий. Так, по данным более поздней советской исторической энциклопедии, только в селе Баштанка было сожжено 300 (по некоторым данным 350) хат и расстреляно 852 человека[1374]. Согласно современным публикациям, позднее, уже после первой волны расправ, будет арестовано и уничтожено еще около 100 жителей села[1375].

История Баштанской республики впоследствии была положена в основу трагедии украинского писателя Ю. И. Яновского «Дума о Британке» (1938).

12–13 ноября 1919 г. При отходе из Омска белыми войсками, согласно советской периодической печати, расстреляны 100 рабочих из предназначенной к расстрелу партии в 240 человек[1376]. Данные расстрелы перед оставлением города фиксируются и в воспоминаниях очевидцев событий. «В эти страшные часы на ул. Тобольской (теперь Орджоникидзе) у тюрьмы, – вспоминает очевидец Куликов, – толпились молчаливые люди – женщины, старики, дети. У коновязей стояли продрогшие казацкие кони. <…> Вот из калитки тюрьмы один за одним высыпали казаки и быстро разобрали коней. Обнажив шашки, они стали полукругом к воротам. Ворота распахнулись. Нервно, почти бегом вышла большая группа заключенных, окруженная густой цепью пеших казаков. Построены они были по 6 чел. в ряд. У всех руки связаны за спиной веревками. Сзади на санях, запряженных парой лошадей, сидели четыре казака с двумя пулеметами. Заключенных повели в рощу к оврагу, где сейчас высится памятник с пятиконечной красной звездой. На этом месте казаки выстроили сначала половину узников. Их расстреляли из пулеметов. Затем на это место поставили вторую половинУ. Через 10–20 минут и этих людей постигла участь товарищей. Когда пулеметам делать было уже нечего, казаки с обнаженными шашками зверски рубили трупы расстрелянных»[1377]. О расстрелах омских узников писал в своей статье и В. Д. Ведман[1378]. Позднее, 30 ноября 1919 г., в Омске состоялось захоронение в братской могиле около Дома Республики бывших политзаключенных омской тюрьмы, убитых колчаковцами[1379].

Отметим, что участь заключенных, подлежащих эвакуации из Омской тюрьмы, которые не были расстреляны, была также незавидной. Согласно В. И. Игнатьеву, «из эвакуирующихся из Омской тюрьмы при Колчаке из нескольких сот человек дошло до Ново-Николаевска только три десятка (в т. ч. эсер Кузьмин, бывший во время революции помощником Петроградского главнокомандующего, умерший в тюрьме в Ново-Николаевске от тифа), остальные были перебиты»[1380].

При этом в эти же дни белым командованием дополнительно был разработан план подрыва омских пороховых складов после прихода советских войск, с целью уничтожения центра города вместе с красными войсками. О судьбе горожан разработчики плана не думали[1381]. Однако менее масштабная акция уничтожения все же была реализована. Интересное свидетельство оставил посетивший Сибирь в январе 1920 г. А. Левинсон: «Видимо, Бог поразил безумием побежденную власть. То, что нельзя было вывезти, сжигалось. Зашедший погреться в наш теплый угол красноармеец рассказывал, что вагоны с тяжелоранеными военнопленными были тоже подожжены и что он сам спасся через окно. Безумец или хвастун? Но этот рассказ слышал я позже из многих уст»[1382].