Хроника Беловодья

Денисенко приблизил к нему лицо и почти зашипел. – Какой Щигров, товарищ? Мы все, до последнего человека, геройски погибли, выполняя приказ товарища Ульянова-Ленина. Вечная нам память! А если какой Лазарь вдруг ненароком воскреснет, то ему прямая дорога в трибунал.

Пржевальский склонил голову на другое плечо – Плевать, дружок. Я обещал Евдокимову два дня ждать тут. А ты, я ведь тебя не держу, хочешь – уходи.

Наконец все было готово. Поезда медленно переползли на заброшенную ветку. Ремонтники  повыдергивали костыли из шпал, и разобрали путь, сняв с каждой стороны по три рельсы и закинув их на платформу.  Поезда осторожно двинулись в глубь леса и скоро исчезли в нем.

9.

- Полная и абсолютная херня. – сказал командир Железнопролетарского полка, бывший студент Технологического института, бывший поручик  Александр Трофимов,  покидая купеческий клуб, где только что закончилось совещание новорожденного военного совета Щигринского укрепрайона.

- Ты отменил приказ Матецкого. – спросил комиссар Пелтяев. – Зачем?

- Затем, что станцию Незванку оборонять силами одной роты Евдокимова невозможно.

- Когда то, что ты сделал, станет известно Матецкому или в штабе армии, ты можешь стать к стенке.

Трофимов остановился. – Боюсь, что к стенке мне придется встать все равно. Вопрос только в том, кто сделает это раньше, красные или белые.

- С таким настроением лучше сдать командование полком.

- С таким настроением я им год командую. И ничего. – Трофимов остановился, примериваясь, как бы лучше перейти улицу, раскисшую после ливня, но, не найдя подходящего брода, пошел прямо.

- Ты мне лучше, комиссар, скажи, когда окончится война, то куда мы этих всех вождей девать будем?  То есть, они же по-людски ни одного дела не сделают, кроме как именем революции и под угрозой расстрела.

Пелтяев пожал плечами. – А куда они всегда деваются, после всякой войны? Кто в армии останется, а кто перейдет на мирные рельсы.

- Ну да, умных перебьют, храбрые сами погибнут, а эти – перейдут на мирные рельсы. Вот это оно и есть, что меня пугает.

- А ты как хотел? – удивился комиссар. – Революционная война, революционные вожди. По другому не бывает.  Но, ничего,  вряд ли мы это увидим.

Это предположение почему-то привело Трофимова в хорошее расположение духа. – Что да, то да!

Но комиссар не разделил его веселья, было видно, что какие-то мысли на эту тему мучили его, и теперь он торопился высказать их, словно боялся, что другого такого случая не представится.

- Тут ведь одно надо помнить. Жизнь, она, Саша, штука такая. Ее всегда не хватает, да и ту норовят урезать. Вот говорят, Деникин, Антанта, а хуже враг, тот, который ближе стоит, больнее укусит. Может, вот, пока я с тобой беседую о вождях, меня уже тифозная вошь укусила, которая и окажется мой главный враг, потому, куда ж главнее, если я от нее погибну? Или нынешней ночью стукнет тебя из обреза какой-нибудь гимназист, и что тебе Матецкий? И где Москва? И со свободой так же. Было у нас самодержавие, ну, скинули царя. Теперь белые. Победим и их. А там дальше что будет?  Свобода?

Трофимов  усмехнулся. – Свобода полной не бывает.

- Да, знаю. – отмахнулся комиссар. - Ну, тогда так, где ее предел положен? Какими обстоятельствами?

–  Обстоятельства бывают внутренние и внешние.

- Внешние, понятно. Враждебное окружение, тут выше головы не прыгнешь. Я про внутренние говорю. Ну, партийная дисциплина.

- А, чего, война, иначе не бывает. – Трофимов не мог понять, куда гнет комиссар. – В Кремле тоже не дураки сидят.

- Всякие там сидят. – сказал Пелтяев и задумался сказанному. – Одна надежда – не дураки. А вдруг дураки?  Или окажутся дураками? Не сегодня так завтра. Почему нет?

Трофимов засмеялся. – Это запросто. Власть штука такая.

- Зря смеешься.  У него голова дурная, а у меня партийная дисциплина. И я его распоряжения обязан выполнять. А не выполню, вот как ты сегодня. И что? К стенке. И ведь он-то по другому это дело себе представляет. Дураком-то я скорее могу оказаться. А раз могу, значит, должен. А с дураком и обращение дурацкое. Хомут на шею и цоб-цобе. Дураку свобода не положена.

- Что-то мудрено у тебя выходит - сказал Трофимов.

- Мы многое себе позволили. Но это еще не настоящая свобода. А настоящую мы отдали под залог светлого будущего. И вот, я думаю,  а вдруг не стоит оно того?

- Я тебя, что, должен за советскую власть агитировать? – изумился Трофимов. – Ты коммунист, член правящей партии,  уж разберитесь там как-нибудь со светлым будущим.

- Я не о том. - Комиссар устало махнул рукой. – Да, ладно, бог с ним со всем. Ты меня не спрашивал,  я тебе  не отвечал.

10.