Хроника чувств

Мюллер передал свой фрагмент о Гильгамеше, еще прежде его публикации, переводчице с французского Марите Беренс, входившей в команду Боба Уилсона. Ей предстояло выработать предложения относительно того, как можно было бы разбить текст на сцены. Марита соединяла достижения структуралистов с социологическими ухищрениями Лумана и присущим ей самой здравым рассудком (свойственным уроженкам Мекленбурга). Она предложила Уилсону пять сценических блоков: 1) Гильгамеш-колосс. Строительство башни; 2) убийство генерала Кассима; 3) веселые сцены с матушкой-гусыней. Детские песенки как утешение; 4) резня на праздник примирения. Вариации на тему вагнеровских «Сумерек богов»; 5) кухонная подготовка международной конференции, посвященной понятию ЗУБОВ ДРАКОНА[44].

Зубы дракона, пишет Марита Беренс в наброске к программке спектакля, это название неизвестных нам частиц, высеянных в ранней древности на территории позднейших Фив, из них, согласно преданию, возникли люди. Рассказывают также, что в этих частицах было заложено эмоциональное противоречие, а потому они всегда приносят несчастье и в то же время являются зерном прогресса. Этот диссонанс не подлежит искуплению. В то же время с утверждением Мюллера, будто в междуречье Евфрата и Тигра наблюдается скопление алогичных разрывов времени, Марита Беренс не согласна. Раны, утверждает она, логике не подвластны.

Заметку с этой фразой Марита Беренс передала Хайнеру Мюллеру. У того нет времени. Он должен прочесть доклад в комитете по культуре городского собрания Берлина, затем сразу же в клинику. Заметка Мариты Беренс тронула его. Двадцать минут он ощущает структуру (гораздо меньше образ, сцены или слова), которая могла бы быть воплощена Бобом Уилсоном на сцене и, словно экскаватор в карьере, поднять на поверхность субстанцию, утраченную за 6 тысяч лет до Рождества Христова. Чтобы увидеть ее, а не отправить на очистку.

Чем дольше Марита Беренс работала на мрачные сценические действа Боба Уилсона и чем глубже проникала во фрагмент Хайнера Мюллера, тем больше в ней зрел мятеж. Заключенное в глубокой древности роковое событие (или неудача) недоказуемо, считала она. Догматично оспаривать это, и утверждать — тоже не менее догматично. Быть может, рок не сработал в полную силу.

Она предложила следующую трактовку событий.

Выданная варварам принцесса едва может объясниться со своими новыми властителями. Их нравы приводят ее в ужас. Она вынуждена наблюдать, как неудавшееся празднество примирения заканчивается убийством ее родителей и братьев, — и уже это событие происходило словно под знаком неизбежного повторения, и потому следует предположить, что ему предшествовали в более раннее время свои убийства и неудачные попытки примирения. Принцесса была удивлена тем, что ей доверили воспитание детей. Из этого она сделала вывод, что чужаки не понимали, что происходит в ее сердце, и все еще считали ее добродушной, а все только потому, что она никак не выражала своих чувств. Это, в свою очередь, произвело на нее впечатление.

Марита Беренс предложила Хайнеру Мюллеру этот вариант, своего рода крошечную искорку надежды, что кто-нибудь вырвется из череды неизбежных обстоятельств.

Беренс: Вы даете в своем тексте слишком индивидуальный взгляд на ЦЕПЬ НАСИЛИЯ.

Мюллер: Почему это?

Беренс: Предположим, дети и внуки забудут о том, что им наказывала мать. А тех, кто о завещанном помнит, найдут и уничтожат. Допустим, двенадцать процентов духов мщения все же будет. Из них одиннадцать и девять десятых процента погибнут, не оставят потомства, окажутся забывчивыми, или у них не хватит сил на мщение.

Мюллер: Ни один отдельный человек не является духом мщения.

Беренс: Вы так считаете?

Мюллер: Надо с легким сердцем рассказывать самые ужасные истории. А вы думали, почему бы не рассказывать с тяжелым сердцем веселые истории?

После того как родилась его дочь и ГДР перестала существовать, Хайнер Мюллер был готов допускать исключения. Не ясно, шел ли он на уступку или действительно видел такие исключения[45].

V