Хроника его развода

Жлоб стоял, перекатываясь с пятки на носок. Засунув руки в карманы зелёных спортивных штанов, стоял этот жлоб. Жуя жвачку и хлопая пузырями. Света молчала. Такая милая и домашняя, в зелёном лёгком сарафане, скрестив руки на груди, стояла, склонив голову и хлопая ресницами.

– Мне уйти?

Света едва заметно пожала плечами.

– Уйти, – заявил жлоб.

И Андрей ушёл, задев жлоба плечом, забыв диск обоюдно чтимого Тома Петти, беловолосого американского мужика с не очень-то приятным голосом.

– …Ваш кофе, пожалуйста.

У стола возник официант.

– И виски, – сообщил он дополнительно.

– Спасибо, – поблагодарила Света.

Прыщавый официант насупился. Ему явно пришлась не по душе смена Светиной дислокации. Тяжело вздохнув, прыщавый удалился.

– Странный какой-то, – удивилась Света, отпив из чашки.

Ничего странного, подумал Андрей. Некогда девочку-подростка годы превратили в без пяти минут бизнес-леди. Он сознательно отметил это «без пяти». Та, что бизнес-леди в абсолюте, замораживает в деловитости свою красоту. Деловитость превращает леди в устрашающий дзот.

Здесь же этих понтов в меру. О респектабельности свидетельствовали шмотки и последней модели планшет. Уверенность подтверждалась поведением. Но ни то ни другое не рвалось наружу. Эти две большие видные собаки скромно помалкивали, сидя на привязи её красоты.

Собранные в хвост русые волосы, фрагмент изящной талии, пойманный взглядом Андрея, когда она откинулась на спинку стула, и лицо, такое родное, узнанное им сразу, всё это не оставляло его памяти шансов уснуть, законсервироваться, свернуться в клубок.

– Ты в милиции работаешь, да?

– В полиции, – поправил он.

– И как тебе в полиции?

Андрей неопределённо развёл руками.

– Так же, как и в милиции, Свет. Иногда терпимо. Иногда – нет. Чаще, конечно же, нет…

– И что ты там тогда делаешь?

– Работаю.

– Работаешь там, где тебе не нравится? Почему?

– Потому что это работа. А она, как правило, не нравится.

Она стала говорить, что он мыслит какими-то советскими шаблонами. Что работать нужно именно там, где нравится, это и для работы полезнее, и для самого индивидуума.

– Разве ты не занимаешься целеполаганием?

По поводу шаблонов он согласился. Определение было, правда, не очень, – советские. Скорее, эти шаблоны он назвал бы провинциальными. Именно в провинции люди работают где можно, куда удалось попасть, а не там, где нравится. Полиция, прокуратура, любая госструктура – провинция. Пусть даже расположенная в центре Москвы. Попадёшь – не выберешься. Засасывает. Какое на хер целеполагание?

– А ты где работаешь?

– Менеджер по продажам, – бойко доложила Света, – на «Европе плюс».

– Нравится?

– Да. Мне нравится зарабатывать деньги.

Андрей вспомнил свои посещения офисов. Огромных, светлых, с перегородками. Там ведь тоже воровали, в этих офисах. А он должен был раскрывать. Холёные лица, отманикюренные и отпедикюренные ногти, мелированные волосы, педерастические интонации и непомерно высокие зарплаты за сидение на жопе с 9 до 18. Менеджер – 100 тысяч, старший менеджер – 150, особо любимый менеджер – 200, и выше, выше, выше. Андрей не любил офисную публику.

– Тебе нравится зарабатывать деньги, – повторил он. – Тем, что шагают за окном, тоже нравится. Возможность зарабатывать им предоставил Путин. А они идут по улице и требуют, чтобы он покинул свой пост. Они, сформированный им средний класс! В этом есть что-то от проституции.

Света внимательно посмотрела в его глаза.

– Раньше, – сообщила она, – ты был тактичнее…

Да уж, подумал он. Раньше себе никаких резких выпадов он бы не позволил. Чёрт! До него вдруг дошло, что, изрядно потоптавшись по среднему классу, он не мог не наступить на неё, менеджера по продажам. Идиот, подумал он, глядя на её тонкие пальцы без кольца. Конченый идиот.

– Я не знаю, чем тебе так досадил офисный планктон. – Лицо её было спокойным. – Лично я уверена, на улицу вышли наиболее продвинутые люди. Те, кому небезразлично происходящее, те, кто хочет жить в нормальной, демократической стране…

Совсем недавно ему тоже хотелось жить в демократической стране. Он читал «Новую газету», «Русский Ньюсвик», смеялся над «Гражданином поэтом». И негодовал вместе со всеми, когда Медведев всенародно признался: «мы обо всём договорились». А потом были выборы. После выборов – Болотная. А после Болотной ему перестала нравиться демократия. Он купил в переходе магнитик с изображением Сталина и повесил на сейф.

Он, человек системы, знающий всю лживость её изнутри, сразу же учуял фальшь и враньё системы другой – болотной. Он страшно удивился, когда люди, тысячи людей приняли на «ура» сытого Борю, американистого Лёшу и хабалку-пэтэушницу Ксению. Он, человек системы, не хуже их понимал, что страну нужно менять. Глядя в непроницаемые генеральские хари, на скудные жилища обворованных пенсионеров, видел: ещё чуть-чуть, и всё, край, менять! Но разве можно изменить что-то с ними? С этой гламурной кодлой?