Хроника его развода

Я кладу трубку на рычаги, пододвигаю аппарат ближе к дневальному, благодарю его и отправляюсь в кубрик. Так, на морской манер, называются комнаты, где живём мы, курсанты. По пять-семь человек. Весело и грустно, дружно и обоюдно-ненавистно, бедно и эпизодически богато, но живём.

– Назаров? Замечательно! Заходи…

По центру кубрика, руки в карманах брюк, стоит майор Денисов в полном обмундировании, перекатывается с каблука на носок, форменные ботинки поскрипывают.

– Дембельский аккорд, ребята! Помочь нужно нашему подсобному хозяйству. Погода хорошая, работы на час времени, не больше. В последний раз! Ну? Не ударим в грязь лицом! Не посрамим честь курса!

Не ударим. Не посрамим. Лениво, тихонько матерясь, ребята поднимаются с коек.

…Погода и впрямь прекрасна. Солнце, ярко-рыжая листва на мостовых и тротуарах, девушки в коротких юбках, одетый в гранит Иртыш. Полдень. Мы трясёмся в стареньком «пазике» и травим анекдоты. Бурят Баатыр достает сигареты и закуривает. Широкое лицо его выглядывает в окно луною. Ближе к водителю сидит мужик с лысиной. Мужику под пятьдесят, он одет в белый халат, в руках его толстая медицинская книга. Рядом с мужиком, на соседнем сиденье, стоит потёртый саквояж. Мы ещё не знаем, что в саквояже этом – орудия несмываемого позора.

К месту назначения мы прибываем через час. Нас встречает начальник хозяйственной службы, полковник с какой-то скотоводческой фамилией. Кажется, фамилия эта – Як. А может быть, Бык. Впрочем, в данный момент неважно. Моё внимание привлекает огромный ангар и стоящий неподалёку от входа к нему станок. Почти что столярный, но не очень. Пока я думаю, что бы это значило, до моего слуха долетают обрывки фраз человека в белом халате.

– Ловите… тащите… на спину… сюда… одно – в эту канавку, второе – в эту, две остальные… стоите… страхуете… кастрация – дело ответственное…

Дверь ангара гулко отворяется. Внутри его спокойно похрюкивает сотня, если не больше, свиней. Судя по последним словам лысача в белом, это поросята. Точнее – кабаны. Возможно, что и хряки.

– Лучше вдвоём, – советует Як, – некоторые зашибить могут. Хоть и домашние, но могут. Правильно, товарищ ветеринар?

Толстяк в белом халате согласно кивает.

Я ненавижу себя и свою беспечность. Я думал, что нас отправляют сюда на загрузку продуктов для столовой, как это было зимой, например, а здесь… Сотня грязных свиней, вонь и синие, плотно сидящие на мне джинсы. Новёхонькие, купленные неделю назад в Москве! Я ощущаю себя профессором Плейшнером, угодившим по рассеянности в гестаповскую ловушку в чистом швейцарском подъезде.

– Начали! – командует Як.

Все бегут, и я бегу за ними. Слава Кузнецов, парень из Перми, хватает средних размеров кабана, я хватаю его тоже, вытаскиваем, водружаем на станок, копыта пристёгиваются ремнями, кабанчик распят, вот-вот случится четвертование, но это не четвертование, это – хуже… Ветеринар перетягивает кабаньи достоинства ниткой, сверкает на солнце скальпель, взмах, возмущённый вопль лишённого семени животного, и брызги летят в моё лицо.

– Освобождаем станок! Следующий!

…В ангаре уже не хрюканье. Дикий, ужасающий ор стоит в ангаре. Ор, от которого можно оглохнуть и сойти с ума. Кабаны уже сбрендили. Безумные, они носятся, сшибая деревянные перегородки, сбивая с ног моих однокашников. Баатыр, сто пудов храбрый потомок Чингисхана, бросается на самого крупного кабана, прижимает его к земле. Со стороны кажется, что он придавил его лицом.

Смешались в кучу свиньи, люди. Ожесточённая бойня. После такого не страшно идти толпа на толпу, район на район, даже без велосипедной цепи в руках. Но это – долго. Слишком долго.

Ведь их всего двое, думаю я, взять сейчас, объединиться и повернуть кулаки и копыта против наших угнетателей. Як и ветеринар – здоровые кабаны. Но всё равно. Затопчем же. И уйдём в бескрайние казахстанские степи редкими перелесками. И только лишь разум, ожидание предстоящей свободы удерживают нас от такого радикализма…

…Может, час, а может, и два длился этот ад. Я очнулся в траве, непривычная тишина стояла кругом. Вонючий, весь в этой жидкости с ног до головы, джинсы и вовсе чёрт знает в чём. Вонючий и голодный. Лежу на спине и курю, аккуратно сжимая указательным и большим пальцем сигарету, стараюсь, чтобы пальцы не коснулись губ. Я мыл руки, конечно, но до конца, видимо, не отмыл их. Мне кажется, что этот запах – навечно.

Рядом лежит Баатыр. Он голоден не меньше моего.

– Представляешь, – говорит он, показывая на столб, – здорово было бы, если он был весь из сыра!

Несмотря на некоторые странности, Баатыр меня не раздражает. Он – хороший и добрый парень. Однажды, будучи пьяным, Баатыр очень красиво исполнил песню «Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант» на бурятском языке. Я играл на гитаре, а он пел. С тех пор Баатыр считает меня своим другом.

– Проголодались, хлопцы? – Як загораживает собой солнце. – Сейчас покушаем. Тётя Клава щи сварила. Со свининкой! Давайте только мешочки с цементом перетаскаем – и всё…