Хроника гнусных времен

— И потому ты решил немедленно схватить ее за грудь.

— Я ее не хватал!

— Значит, мне показалось.

— Настя, послушай. Я вовсе не собираюсь иметь с ней никаких дел. Просто она так себя ведет, что…

— А ты как себя ведешь?

— Нормально, — ответил он растерянно. Ерунда какая-то. Он говорит совсем как Кира там, на пляже. Он в точности повторяет его слова. Нужно немедленно, сию же секунду сделать что-то, объяснить, сказать, чтобы она поняла.

Он не Кира. Он всю жизнь успешно избегал идиотских положений и со всего размаху вляпался как раз в такое. И — что самое смешное! — вляпался на пустом месте.

— Настя, посмотри на меня. Это просто игра. Она играла, а я подыгрывал, потому что это было в моих интересах.

— Я знаю все эти игры, Кирилл. Пусти, я пойду.

— Никуда ты не пойдешь, черт тебя побери совсем! — Он вдруг пришел в ярость. — Я что, теперь даже разговаривать ни с кем не имею права?! Что ты на меня напала?! Я приехал сюда из-за тебя, идиотки, потому что ты решила, что мы играем в детективов, и я еще должен неизвестно в чем оправдываться!

— Да не надо ни в чем оправдываться! — тоже заорала она. — Ты мне вообще никто и сиди себе со Светой, если хочешь!

Говорить этого не следовало.

— Тогда я сейчас уеду, — сказал он, — и не смей со мной так разговаривать!

— Уезжай, — ответила она, — видеть тебя не хочу.

Они ссорились, как добропорядочные супруги, пятнадцать лет прожившие в счастливом браке.

Осознав это, Кирилл Костромин схватил ее под мышки, поднял и прижал к себе. Она брыкалась и выворачивалась.

— Ты ревнивая, — заявил он с удовольствием, неожиданно приходя в сознание, — ты очень ревнивая. Это потому, что глаза зеленые.

— Никакая я не ревнивая, — пробормотала она, старательно отворачиваясь. И обняла его за шею.

— В моей жизни было триста тридцать пять разнообразных Свет, — сказал он, — может быть, даже триста тридцать шесть. И не было ни одной Насти Сотниковой. На самом деле я думал, что и не будет. Поэтому ревновать меня — глупо.

— Вовсе не глупо, — возразила она и потерлась о него. — Ты так хорошо пахнешь. Только если я еще раз увижу, как она лезет к тебе своим бюстом, я выцарапаю ей глаза.

— Договорились, — согласился Кирилл и прижал ее к себе покрепче. Ему было приятно, что она так его ревнует, хотя это, наверное, тоже глупо. — Знаешь, — сказал он после того, как они поцеловались, — это очень непедагогично, но я хотел тебе сказать, что…

— Что?

— Настя!! — закричали из дома. — Настя, куда вы пропали? Сереж, ты не видел Настю?!

— …что для меня это важно, — буркнул он. От Питера до Москвы семьсот километров. Он всегда был уверен, что это очень немного. Или много?

— Настя!

— Мы здесь! — закричала она ему в ухо, и он чуть не уронил ее. — Мне все время хочется повиснуть на тебе и висеть, — сказала она быстро, — или потрогать тебя, или чтобы ты меня поцеловал. Или хотя бы просто посмотреть. Как поживают сердца и розы?

Сердце провалилось в живот или еще куда-то глубже, и там, куда оно провалилось, сразу стало горячо и больно.

— Нет никаких сердец и роз, — сказал он, — хватит.

— Настя!!!

— Пошли, — вдруг велела она совершенно обычным голосом, — а то хуже будет.

И вылезла из сирени.

Ему понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Он закурил, десять секунд помусолил сигарету и выбросил. Посмотрел вокруг. Солнце светило, и над головой было небо, как справедливо заметил он знатоку восточных языков. Кроме того, под ногами еще была трава.

Почему он должен мучиться, а она вылезла из сирени как ни в чем не бывало? Вот вопрос.

Кирилл засмеялся, потянулся и посмотрел на соседний дом, едва видный за старыми деревьями. И все вспомнил.

Он должен быстро сделать то, что собирался. Из-за Насти все вылетело у него из головы.

Проломившись, как кабан, он вылез с другой стороны сиреневых зарослей и вошел в дом, поднявшись по садовому крылечку. Вся семья шумела на террасе, и на кухне кто-то возился, очевидно, Муся.

Кирилл быстро прошел по сумрачному коридору и, оглянувшись, открыл дверь в Сонину комнату. Осторожно прикрыл ее за собой и прислушался.

Ничего.

Как он и предполагал, вещей у Сони оказалось так мало, что просмотреть их ничего не стоило. Ни косметики, ни маникюрного набора, ни зеркальца. Два нелепых платья из ткани, раскрашенной немыслимыми узорами. Такие продавали в универмагах в середине семидесятых годов. Не иначе любящая мамочка подарила свои. Водолазочка на случай холодов тошнотворного кисельного цвета. Пижама или спортивный костюм с вытянутой мышиной мордой на животе — то, что он искал.

Мышиную морду он оставил на месте, а штаны со вздутыми пузырями коленей поднес к свету.

Штаны были в собачьей шерсти. Не зря она так старательно отряхивала их за завтраком.

Значит, собака все-таки есть.

Где-то поблизости есть собака, которую никто не видел.

Кирилл аккуратно вернул вещи на место, выбрался в коридор и нос к носу столкнулся с Настей, которая несла поднос и, увидев его, чуть не упала.

Он перехватил поднос и быстро зажал ей рот рукой.

— Ты что? — спросила она с возмущением, оторвав его руку. — Ты теперь решил обокрасть Соню? Он приложил палец к губам.