Хроника гнусных времен

– Надо же, как люди весело жили! – продолжал Владик. – Картины собирали, скамейки сколачивали, бриллианты покупали. А мы? С работы на работу, с работы на работу, и все.

– Весело, да, – согласился Дмитрий Павлович, – отца после войны посадили, а он, между прочим, генерал инженерных войск был. Сорока еще не исполнилось. Он пять лет просидел, вернулся инвалидом и через два года умер. Не жизнь, а рай.

– Я, между прочим, думаю, – сказал Владик, доверительно понизив голос, – что это бабуля его отравила.

Кирилл быстро посмотрел на него. Нина Павловна со стуком поставила на блюдце свою чашку. Тетя Александра перестала закатывать глаза, а Сергей выпустил Мусину руку, которую пожимал под столом.

– Ты что? – спросила Настя напряженным голосом. – Спятил?

Владик ни на секунду не утратил своей безмятежной вальяжности, продолжал мечтательно курить и щуриться на дым, как и полагается после летнего завтрака на террасе.

– А что? – спросил он, ни к кому в отдельности не обращаясь. – У нее же был этот, как его? Ну на всех фотографиях они вместе. Мам, как его звали?

– Владик, я не понимаю…

– Ну конечно, ты понимаешь. Ну этот Яков, который вместе с дедом воевал, а потом его дед в Ленинград привез. У бабули был с ним роман, и она деда спровадила в тюрьму, а сама осталась с Яковом. А?

– Влад, ты несешь что-то непотребное, – отрезала Нина Павловна, странно взволновавшись. – Что за чушь? Откуда ты ее взял? Тетя, это вы ему рассказали?

– Я?! – вскрикнула тетя Александра, как вчера в георгинах. – Я?!

– Мама вышла за папу в сорок шестом году, ей было девятнадцать лет, – продолжала Нина Павловна, – в сорок седьмом родилась я, а в сорок девятом Дима. Под Новый год папу арестовали, Диме было три месяца. А Якова Иосифовича посадили еще раньше. Какой роман? О чем ты говоришь? Мама потом много лет помогала его семье. У него жена была и дочь. По-моему, чуть постарше меня.

– Галочка, – изрекла тетя Александра, – отлично ее помню.

– Да, – сказала тетя Нина, – Галина. Господи, да его внучка, Галина дочь, здесь много лет подряд жила летом. Ты что, ее не помнишь?

– Смутно, – признался Владик.

– Тогда романы были не в моде, Владик, – сказал Настин отец, – тогда все строили коммунизм и мечтали, чтобы однажды ночью никого не забрали.

– А я все-таки думаю, что бабуля постаралась, – сказал Владик добродушно. – Дед был намного старше, а Яков – красавец. И вообще, вы же ничего помнить не можете! Сколько вам было лет, тетя Нина, дядя Дима? Может, эту Галочку, дочь Якова, бабуля и родила? Тогда все сходится – и что она за ней ухаживала, и что они здесь жили, и что она потом своего ребенка бабуле пристроила!

– Она не пристраивала. Они потом переехали, и все. Я даже не помню, как ее звали, ту девочку, – отрезала Нина Павловна, – черт тебя побери, Владик. Ты все время говоришь какие-то гадости. Как это у тебя получается?!

– Нина, – вмешалась Настина мать, – ты с обедом мне поможешь? А то я буду возиться до вечера.

Заморю всех голодом.

– Ты можешь, – ответила Нина Павловна. Щеки у нее горели нездоровым румянцем.

Настя смотрела в сторону, Света ухмылялась, Муся бесшумно убирала со стола. Сергей делал вид, что читает газету, а на самом деле смотрел, как двигаются над посудой загорелые Мусины руки. Он единственный, кто не принимал в дискуссии никакого участия.

– Пойду смотреть свое наследство, – сказал Владик и потянулся длинным загорелым шикарным телом. По всем законам природы, подумал Кирилл, он должен быть братом грудастой Светы, а вовсе не бледной Сони. А Сергей как раз составил бы отличную пару с Соней.

И все получилось наоборот.

– А я отдала ожерелье в мастерскую, – неожиданно сказала Соня в пространство, – чтобы узнать, сколько оно стоит.

Кирилл замер.

– Ты собираешься его продать, Сонечка? – спросил Настин отец после некоторого молчания.

– Да, – ответила Соня, и кислая сметана стала еще кислее. – Все равно я не стану его носить.

Все смотрели на нее и молчали, а она меланхолично стряхивала с вытянутых на коленях штанов прилипшие лохмотья шерсти.

– Да, – повторила Соня и перестала возить рукой по штанам, – я его продам. Если оно чего-то стоит, конечно.

Кирилл вытащил из-за сарая довольно новую доску, осмотрел ее со всех сторон и потащил к ветхой лавочке, стоявшей в глубине сиреневых кустов. Солнце палило, залив лаково блестел за деревьями.

Кириллу нужно было подумать, и он ушел от многочисленных Настиных родственников в сирень, где никто не мог ему помешать.

Тетя Александра. То ли просто полоумная, то ли, наоборот, очень себе на уме, играет в какую-то игру и делает это довольно ловко. Семья абсолютно уверена в том, что она идиотка, и старается не обращать на нее никакого внимания.

Ее сын и дочь – невозможно поверить, что они брат и сестра.