Хроника гнусных времен

Ветер мел пыль вдоль пустой улицы, поднимал маленькие вихри, низко нагибал кусты старой сирени, открывал близкий залив, взъерошенный и угрожающий.

Из свинцового брюха тучи вдруг сверкнула белая молния и вывалился гром. Гром бабахнул по воде, как пушка на Петропавловской крепости.

Кованые гаражные ворота распахнулись, выскочила Настя, забралась в машину и лихо развернулась, подняв облако пыли, которое унес ветер.

– Черт побери, – то ли с восхищением, то ли с осуждением громко сказал Кирилл, наблюдая за ее маневрами.

Перед въездом в гараж она с визгом затормозила, “Хонда” как будто присела немного и плавно перевалилась через железный порожек.

Кирилл заехал гораздо менее эффектно.

– Пошли, пошли, – торопила Настя, пока он запирал машину, – никто не сопрет твою тачку из запертого гаража. Сейчас хлынет, а нам еще до дома бежать.

Они были примерно на полпути к дому, когда дождь догнал их. Он упал белой отвесной стеной, и сразу стало темно, как будто вместе с дождем на сад упала ночь.

Топая, как стадо горных козлов, вспугнутых леопардом, они преодолели крыльцо и вломились в дом. Вода с волос стекала на лицо и капала у Кирилла с носа. Он вытер ее рукой.

– Настя, боже мой, на кого ты похожа! – заговорила Юлия Витальевна, показавшаяся в коридоре. – И почему так долго? Ты же сказала, что поедешь на два или три часа, а сейчас полвосьмого! А во сколько ты уехала?

– Во сколько? – В три. Быстро переодеваться! Ты простынешь, если…

– Юлька, перестань паниковать, – перебил ее невидимый Дмитрий Павлович, – ей уже не три года! Настя, надо предупреждать, когда опаздываешь!

Он выглянул в коридор из гостиной, которая утром напомнила Кириллу католический собор в Риме. В руке у него была газета, а на кончике носа – очки. Настя, прыгая на одной ноге, стягивала мокрую туфлю. Допрыгав до Кирилла, она схватилась за него и стянула туфлю.

– А ты чего? – спросил Дмитрий Павлович Кирилла. – У тебя же есть мобильный. Позвонили бы и предупредили.

Из кухни показалась Света. В каждой руке у нее было по глиняной тарелке. На одной тарелке были сухари, а на второй сушки. Лицо злое и напряженное.

– А чего им звонить? – спросила она и повернула на террасу. – Им и без вас весело и приятно, – продолжила она уже с террасы.

Дмитрий Павлович прошуршал газетой и скрылся.

– Сейчас будет чай, – объявила Юлия Витальевна, – и не шумите, Нина прилегла.

– Пошли, Кирилл. – Держа его руку мокрой ладошкой, Настя побежала вверх по лестнице. На темном полированном дереве оставались маленькие мокрые следы, которые Кирилла почему-то умиляли.

Внизу зазвонил телефон, отозвавшийся неожиданно радостной трелью в Настиной комнате.

– Возьмет кто-нибудь, – нетерпеливо сказала она, втащила его в комнату и захлопнула за собой дверь, так что вздрогнули лимонные шторы. И прыгнула на него.

Он не ожидал ничего подобного и даже покачнулся немного.

– Когда у тебя такой важный вид, а ты с головы до ног мокрый, – прошептала она, и его ухо моментально загорелось, как будто к нему приложили рефлектор, – я просто не могу.

Льняная рубаха кучей влажного тряпья свалилась на пол. Кирилл наступил на нее. Джинсы застряли на бедрах, и он выдрался из них, как будто от этого зависела жизнь. Кончики ее волос были совсем мокрыми и очень темными, капли падали на бледную грудь, скатывались ниже, и он просто не мог этого выносить. Она двигалась, коротко дышала, спешила, даже укусила его за ключицу и так распаляла его, что он с трудом соображал.

Почему темно? Уже ночь?

Он перехватил ее руки, ставшие слишком активными, а он не хотел, чтобы все закончилось так быстро.

– Нет, – сказала она и вырвала руки, – нет!

И снова набросилась на него.

Он очень старался контролировать ситуацию. Он даже закрыл глаза, отдаляя себя от нее, потому что понимал, что долго не протянет в эпицентре ее яростных эмоций. Он честно пытался вспомнить названия Великих озер.

Ничего не помогало. Не помогало, черт побери все на свете!..

Она толкнула его на кровать, на целинное покрывало, так поразившее его в первый раз, и рухнула сверху.

Это был даже не ураган и не шторм, а конец цивилизации.

Какие там Великие озера!…

Нет никаких Великих озер.

Есть только это мгновение, темнота в глазах и за окнами, залитыми дождем, и жар, и недоумение, и страх, что все закончится и больше не повторится или повторится, но как-то не так.

Никто и никогда не набрасывался на Кирилла только потому, что он был в мокрой рубахе.

В минуту просветления он вдруг понял, что дело не в мокрой рубахе, а в том, что она влюблена в него, и даже засмеялся от радости, и тут же забыл об этом, потому что забыл вообще обо всем.

За лимонной шторой в мокром саду упал и развалился на части гром, и вместе с ним развалился на части Кирилл или то, что было им недавно, потому что между двумя ударами сердца он перестал существовать, и осталась только буйная безудержная радость.

Со следующим ударом сердца он вернулся.

Лил дождь и налил на полу небольшую лужицу. Тянуло холодом и запахом мокрых цветов. Настя медленно дышала ему в шею.

С тех пор как они поднялись по лестнице, прошло семь минут, а вовсе не три столетия.