Хроника красного террора ВЧК. Карающий меч революции

Перечисленные случаи — лишь небольшая часть сообщений периодической печати за 1918 г. Выявленные факты заставили задуматься о роли ВЧК в развертывании террора и о чрезвычайных комиссиях как носителях беззакония. Этому способствовали не только факты злоупотребления своим положением сотрудников ЧК, но и рассматривавшиеся ранее массовые, в большинстве не соответствующие внутриполитической обстановке, расстрелы периода красного террора. «Недовольство проявляли и те, кто отвечал за экономическую политику. Им все нужнее становились специалисты-небольшевики, «спецы», которые не могли сочувствовать террору, направленному против всех без разбору политических противников»[725]. В этих условиях в сентябре 1918 г. зарождается дискуссия о ВЧК.

На первом этапе эта дискуссия была не дискуссией о ВЧК, а о красном терроре и его направленности. В значительной степени это было вызвано политикой террора, которая затронула более широкие слои населения, чем это предусматривалось Постановлением ВЦИК от 5 сентября 1918 г.

Н.И. Бухарин, Л.Б. Каменев, К.Б. Радек и Д.Б. Рязанов выступили в Москве в первую очередь с критикой направленности красного террора, затронувшего пролетариат и беднейшее крестьянство, и в меньшей степени оценивая его масштабы и негативную роль чрезвычайных комиссий. Вначале с подобной постановкой вопроса выступала и часть руководства ВЧК, прежде всего Ф.Э. Дзержинский и Я.X. Петерс.

Результатом первых сдержанно-негативных оценок осуществления красного террора стала коррекция его направленности и масштабов во второй половине сентября 1918 г. Снижается число приговоренных к высшей мере наказания за слишком широко ранее понимаемую антисоветскую деятельность с сохранением прежних масштабов репрессий по отношению к участникам контрреволюционного движения. В центральной периодической печати появляется целый ряд статей, подчеркивающих приоритет экономического террора в отношении буржуазии над насильственными методами террора — расстрелами[726]. Подобные статьи помещают и местные издания[727]. «Красный террор, — подчеркивалось в статье Л. Полярного в самарской газете «Приволжская правда» за 11 октября 1918 г., — не акт мести, а средство борьбы. Расстрелы и уничтожение буржуазии не являются главным средством борьбы, это лишь отдельные эпизоды… Мы должны действовать не столько расстрелом, а бить по самому больному месту — по карманам»[728]. Таким образом, налицо была определенная критичность на местах и отчасти в центре к проводимой ВЧК политике красного террора уже в начальный ее период. Вместе с тем, в сентябре 1918 г. произошло новое расширение полномочий ВЧК в расследовании дел и вынесении приговоров. Официально вводился внесудебный характер рассматриваемых ВЧК дел.

Постепенно, по мере приближения годовщины Октябрьской революции, снижения накала гражданской войны, дискуссия выходит из узких рамок обсуждения направленности красного террора к постановке вопроса о месте чрезвычайных комиссий в советском обществе. Этому способствовало напрашивающееся сравнение представлений годичной давности о характере пролетарской диктатуры с имевшимся положением дел в 1918 г. Эволюция от декрета об отмене смертной казни к режиму красного террора выглядела в преддверии Октябрьской годовщины слишком зловеще для большинства рядовых членов партии, чтобы не попытаться исправить допущенные ошибки. При этом виновником подобной эволюции объявляется система чрезвычайных комиссий, в противоположность народным судам и ревтрибуналам, сохранившим традиции бескровного Октября. Определенную роль в данном противопоставлении сыграло служебное положение критиков чрезвычайных комиссий, в большинстве своем работавших в системе ревтрибуналов, наркоматов внутренних дел и юстиции. Поэтому одновременно с критикой ЧК выдвигаются различные предложения о переподчинении ВЧК и перераспределении властных полномочий внутри карательно-репрессивной системы ВЧК.