Хроника либеральной революции. Как удалось отстоять реформы

Впрочем, все это, конечно, выходит за рамки простой, утилитарной цели – покупки нужного чиновника. Это наше родовое, генетическое – отдельный вход для начальника, “засекреченные” казенные сигареты и пирожные… Это у нас в крови. Нет, мы не Европа, не цивилизованный мир.

“Мы, можно сказать, некоторым образом – народ исключительный. Мы принадлежим к числу тех наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок…”

– Он способный юрист? – спрашиваю я Витрука.

– Более чем способный. Он пять лет работал у меня на кафедре в Академии МВД. Я был руководителем кафедры, а он профессором. Нас связывали дружеские отношения. У меня была полная уверенность: Зорькин – это талант в юриспруденции. Сейчас я могу сказать: это талант в политике. Но соединить эти два качества в одной ипостаси, в одном лице нельзя. Особенно же нельзя соединить их на посту председателя Конституционного Суда. Невозможно себя проконтролировать, когда ты выступаешь в качестве судьи, председателя высшего судебного органа, решения которого окончательны и обжалованию не подлежат, а когда – в качестве политика. Вот он и мечется, раздваивается… Ему больше нравится роль политика. И это представляет опасность для общества, для государства.

Зампред КС пришел к твердому убеждению: трагедия Конституционного Суда под руководством Зорькина прежде всего и заключается в том, что он, председатель, превратил его в политический орган.

Но только ли в Зорькине тут дело? Почему еще не удалось создать независимый Конституционный Суд? Николай Витрук:

– Конституционный Суд – это не какой-то святой орган, который находится вне общества. Вот нас избрали, и мы воспарили… Нет, мы порождение нашего больного общества. Мы несем в себе все те противоречия, которые есть в нашем обществе. Существует много других факторов, – помимо тех, что связаны с председателем, – которые способствовали политизации суда. Возьмите его состав. То, что он неизменен, – это неправильно. В переходный период это опасно. Даже в странах с устоявшимися демократическими традициями и то есть какое-то движение. Одна часть судей избирается на три года, другая – на шесть лет, третья – на девять… Вторая ошибка – выдвижение членов КС шло по фракциям, то есть по политическим убеждениям. Далее, я считаю огромной ошибкой, что в состав суда избрали шесть народных депутатов. Это ведь политики. У них у всех сложившееся мировоззрение. Они избраны от партий и не теряют с ними связь. У одного из судей сын даже работает помощником лидера фракции. Разве это ни о чем не говорит?

Мнения об указе

Патриарха Алексия II сообщение о событиях в Москве застало на пути из Аляски в Калифорнию (он прибыл в США на празднование 200-летия православия в Америке). Патриарх занял осторожную позицию, выразив надежду, что “конфликт, сложившийся в отношениях между двумя ветвями власти, не разрастется и не приведет к гражданской войне”. Непосредственно комментировать действия Ельцина Алексий II отказался, отметив только: “Мы уже видели слишком много пролитой крови – и в республиках бывшего СССР, и в Югославии”.

Председатель ЦБ Виктор Геращенко на этот раз не прислонился к депутатам, заявил, что будет действовать в соответствии с указом президента.

Указ, разумеется, поддержало и правительство. Хотел уж было сказать “правительство целиком поддержало”, но нет, нашелся один министр с “особым мнением”. Руководитель Министерства внешних экономических связей Сергей Глазьев подал Ельцину заявление об отставке в связи с “невозможностью исполнения” Указа № 1400 “как противоречащего действующей Конституции РФ”. Впоследствии этот деятель проделал стремительный дрейф из лагеря либералов и демократов (ибо что же такое представляло из себя правительство Гайдара, в которое Глазьев входил?) в стан коммунистов и национал-патриотов, сделавшись одним из наиболее активных членов фракции КПРФ в Госдуме и одним из вожаков Народно-патриотического союза России.

Весьма точно определил ситуацию с указом Черномырдин, сказав, что “удалить раковую опухоль” двоевластия можно было только хирургическим путем: “консервативное лечение ни к чему не привело”. Именно кабинет министров все эти месяцы более всего страдал от обструкционистской политики Верховного Совета: по словам премьера, “правительство шага не могло ступить, оно было буквально повязано по рукам и ногам”.

Первый вице-премьер Егор Гайдар, комментируя указ Ельцина, сказал, что его надо было подписывать гораздо раньше и что “только деликатность и терпение Бориса Ельцина задерживали принятие этого документа”.

(Здесь надо упомянуть, что Ельцин вернул Гайдара в правительство в качестве первого “вице” за несколько дней до обнародования Указа № 1400 – сообщил об этом 16 сентября, почему-то во время того самого посещения дивизии Дзержинского. Этот демонстративный шаг президента вполне можно было рассматривать как реванш за его поражение на VII съезде, символом которого стала как раз отставка Гайдара.)