Хроника лишних веков (рукопись)

— Базилевс, гиперборейцу легче умереть, чем позволить…. — а слова-то нужного, точного, я не знал и, растерявшись, придумал привычное: — Я лишь могу позволить сменить на мне всю одежду.

Аттиле понравился такой оборот:

— Хочешь одеться, как я?

Сам он был в темном и очень простом одеянии — длинной рубахе без ворота и с рукавами до плеч, в широких, грубых штанах. Только сапоги с загнутыми носами и рукоять меча, торчавшая из скромных кожаных ножен, кичились блеском золотых узоров и звездами дорогих каменьев. Горностаевая шапочка, разумеется, царила над всем.

Спустя всего пару минут я был наряжен вполне по-варварски, то есть привычно, то есть мог теперь не стесняться античной юбочки-туники и своих голых, бледных коленок.

— Наша одежда тебе больше к лицу, — заметил Аттила.

Я не мог не согласиться и сделал искренний благодарный поклон.

— Ни на эллина, ни на римлянина ты не похож, — добавил вождь гуннов. — Стоит ли рядиться в чужие перья?

— Так сложились обстоятельства, — оправдался я.

— Помню. Мне сказали, что ты упал с неба голым… или вынырнул из моря… как было? — Аттила хитро улыбнулся и сквозь меня повелел стоявшему за моими плечами «римскому полководцу»: — Я позову тебя, Орест.

Лестница мерно и неохотно заскрипела.

Мелькнул призрак, и мое жесткое деревянное креслице со спинкой чуть выше поясницы было поставлено к самым ногам Аттилы, восседавшего на небольшом возвышении, вроде амвона…

Только теперь я, мимолетным взором, я успел разглядеть убранство просторной комнаты — дубовые пилястры с прихотливой восточной резьбой, множество цветастых ковров, покрывавших стены и пол.

Аттила долго смотрел мне в глаза. Казалось, он совсем не дышит. Левая рука его снова, как бы беззаботно пританцовывала на рукояти короткого меча, а правая, сжатая в кулак, лежала прямо на срамном месте. Мне почудилось, что передо мной некто — вовсе не варвар, а равный самому Аристотелю…

— Гипербореец, — тихим рокотом произнес Аттила. — Весь свой страх спрячь поглубже…

Тише той тишины я в своей жизни не припомню.

— …и открой мне срок.

Я догадался сразу, флюгерок ужаса затрепетал — лгать или не лгать?

— Не лгать! — кивнул Аттила. — Ты не тот, за кого тебя принимают… а я — не трусливый шакал.

«Не лгать! Благодарю тебя, повелитель гуннов, Бич Божий! Ты укрепил меня в бездне времен».

— Срок мал, базилевс… — Меня бросило в жар.

— Каков?

— Четыре года…

— Скажи точнее. — Аттила оставался невозмутим.

— Не знаю, — не солгал я. — Не помню.

— Не помнишь? — удивленно поднял бровь Аттила.

— Кажется, конец лета… — поспешил я увести предсказание от моей главной тайны, которую вовсе не хотел раскрывать…

— Кто он? — прямо спросил Аттила.

— Возможно, никто. — Пот покатился с меня градом. — Это будет… твоя первая брачная ночь с той девушкой… Утром к тебе войдут и увидят, что она плачет над тобой… Одни станут утверждать, что у тебя лопнула горловая жила, другие… — «Не лгать!» — …что тебя задушила молодая жена… Я не думаю, что она виновна, базилевс.

— Думать, гипербореец — не твое дело, твое дело — вещать, — чеканно проговорил Аттила, весь как-то электрически светясь. — Скажи мне ее имя сейчас.

— Ильдихо, — донес я.

— Германка, — усмехнулся Аттила. — Германки очень красивы и сильны.

— Да. Из Бургундии, — уточнил я, уже невольно кичась своей осведомленностью.

— Бургундии нет, гипербореец, это ты забыл, — твердо сказал Аттила. — Ее сокрушил брат мой, Аэций, когда я служил у него простым трибуном…

Звучало как «простым полковником»…

— Но еще остались бургунды.

Вот так просто и лаконично мне была пересказана концовка Песни о Нибелунгах.

Аттила на несколько мгновений снова застыл, как изваяние, а потом тихо прошептал… будто ласково позвал молодую жену на брачном ложе:

— Ильдихо!

Я сидел, мокрый, как мышонок, и, пока он смотрел в сторону, утер лоб и лицо рукавом.

Внезапно Аттила поднялся на ноги и навис надо мной.

Я невольно вскочил, но наткнулся теменем на его железную ладонь.

— Не трогайся с места, гипербореец, — предупредил он.

— Ты заслужил знать больше, гипербореец, чтобы сообщить мне больше, чем знаешь, — сказал он и снова сел.

Снова мелькнул призрак — и у меня в руках появился тяжелый полуштофный кубок, полный алого густого вина.

— Пей, — повелел Аттила. — Опорожни до дна… Я вижу, что вся вода из тебя вышла. Замени ее огнем.

Я выпил, сколько сумел, и подумал, что в преисподней не так жарко, как здесь, у ног гуннского вождя.

— Ты не дух, как пугал меня Орест, — сказал он, сдерживая в себе некое воодушевление. — Теперь вижу…

Я держал кубок на коленях, не зная, куда его девать. Аттила и светильники медленно поплыли в круг.

— Кто, кроме меня и духов огня, знает, что есть смерть, принесенная невинной девушкой, — стал вещать он куда более великие тайны, чем те, что мог принести я. — Ты узнаешь, гипербореец…

— …и умру, — само собой, без чувства, вырвалось у меня.

Аттила поморщился.