Хроника лишних веков (рукопись)

Префект потянул носом и широко осмотрелся, стараясь как бы не замечать меня, потом очень неторопливо приблизился к ложу стратега, издали приподнял край плаща и отступил вбок, пропуская свет.

— Похоже на то, — покивал он головой и мелко шагнул на прежнее место. — Очень плохо. Я бы сказал, хуже некуда.

— Я готов поехать в Равенну, — пожалел я и его.

— Что Равенна… — скривился префект.

— Аттила? — уточнил я.

Префект вздохнул в сторонку.

— Аттила поверит тому, что я скажу, — очень кстати похвалился я своими полномочиями.

Префект посмотрел на меня с интересом.

— Что ты хочешь, посланник? — спросил он.

— Только две просьбы. Первая: похороните его в Риме.

— Имя? Напомни…

— Демарат. Мастер Этолийского Щита. Так и напишите. И довольно…

— Имя отца?

— Антиной.

— Какова вторая просьба?

— Удалить всех соглядатаев. На две ночи.

Префект ждал, и я решил не таиться.

— Вот шкатулка, — показал я ему. — В ней всего двадцать золотых монет. Она должна попасть в руки человеку, который будет жить в Риме через пятнадцать столетий.

Патрицианские морщины на любу префекта густо прорезались.

— Этот город будет еще стоять?! Через пятнадцать веков?!

— Рим будет стоять, — с месмерической властью гарантировал я. — Даю слово…

Префект отвёл взгляд, на что-то посмотрел, потом — еще на что-то и осторожно улыбнулся.

— Твой акцент, посланник, и черты твоего лица заставляют поверить в любое чудо… Но как?

— Чудес не будет. Я хочу замуровать шкатулку в стене Колизея. Колизей будет стоять через пятнадцать веков… Пусть и пустой. Без гладиаторских боёв.

Префект неопределенно кивнул и подумал.

— …Таким образом, убрать охрану? И вынести тело? Прямо сейчас?

В ответ на второй вопрос я покачал головой, проводил его до ворот и вернулся. Гунны, лишь ворота закрылись, вновь улеглись вокруг багровых углей.

Я еще раз заглянул к Демарату, вдруг, на миг, понадеявшись, что он пошутил… Потом я еще посидел четверть часа в своей комнате. В полной тишине. Затаив дыхание. Но Демарат молчал.

Однажды мне показалось, что по внутреннему дворику пронёсся ветер. Я встал и снова пошел к нему. Ночь во дворе стояла все так же душна и неподвижна.

Ниса сидела рядом со стратегом, на ложе, замерев взглядом на очертаниях головы под плащом.

«Она не пропадёт…» — словно услышал я.

На столике мутно мерцал зловещий пузырёк.

«Спрятать от греха…» Я подкрался к столу, но Ниса услышала мой манёвр.

Она посмотрела на меня, лицо ее было пустым.

— Ты убил его… — Лёгкий ее выдох коснулся моего лица.

— Прости… — тотчас, второпях, обескуражено ответил я, еще не осознав смысла трех слов.

— Ты убил его! — повторила она звонко.

Меня проняло. Я как-то весь вмёрз в душный, горьковатый воздух.

— Ниса…

Она положила красивую обнаженную руку на серый плащ и смяла, стянула его пальцами на груди Демарата.

— Ты убил его! — пронзительно крикнула Ниса.

Плащ сорвался с покойника и комом попал мне в лицо.

Я подхватил его — и тут же получил крепкий удар в скулу, другой — в губы. У Нисы были тяжелые, сильные руки.

Я пытался схватить ее за руки, плащ трещал.

— Ниса!

Свет метнулся — был еще удар по голове, не рукой, а чем-то твёрдым — и я сорвался в бездну.

Потом, когда-то, я очнулся. Глухая боль распирала череп. Я с трудом разомкнул веки. Матовый шар света висел на треноге, лиловый туман плыл по комнате. Демарат был вновь прикрыт плащом, и, увидев его руку, я обругал себя последними словами: я не позаботился о его руке. Так она, в стороне, криво и закоченела. Закоченела раньше, чем вернулась Ниса… Если бы не это…

Нисы не было. Не было и пузырька на столе.

«Все плохо, — согнулся я. — Хуже некуда.

Я встал на колени перед Демаратом.

— Я всех убил, Демарат! — возопил я к нему. — И вот видишь, сам не могу подохнуть. Мне нельзя так…

Ответа не было. Казалось, что Демарат молча улыбается под плащом.

Я потрогал свою голову — на лбу горела целая гора. Я выполз вон и сбросил себя в тёплый после душного дня, тёмный водоём. Утопиться в жидком звёздном крошеве — нет! Нелепость!

Надо было заняться делом. Люди префекта были наготове. Ждали. Тело стратега вынесли по всем правилам, с первыми почестями…

Тогда я вернулся в свой угол, лёг в темноте и забылся.

…Тяжелое жаркое тело теснило меня. Я отстранялся прочь и слышал, что стону…

Ниса, тяжелая и жаркая, теснила меня и обвивала сильными руками, я задыхался, мне не оставалось никакого пространства.

— Прости… прости… это не ты… — шептала она и наваливалась всё тяжелей и жарче. — Мы одни… никого… совсем никого… никого больше… возьми меня, а то я умру… мне страшно.

Из последних сил я высвободил из-под неё руку, думая отстранить… Ниса была нага и нестерпимо горяча.

— Нет! Нет! Я не хочу умирать… забери меня отсюда…

…Я очнулся вновь — когда, не знаю — в необыкновенной, лихорадочной лёгкости. Стены бледнели. Близился рассвет. Ниса спала рядом, но спала как бы одна, положив голову на сгиб локтя. Я осторожно перебрался через нее на пол, накинул на нее тонкую патрицианскую простынку.

«Другой ночи в Риме может больше не быть», — предупредил я себя, нашёл свой кинжал, хватился шкатулки, но она оказалась на месте.