- В зерне всякого добротного воспитания неизбежно скрыты, заложены плевелы. Это - грехи самого воспитателя. Сначала вверх тянется тонкий стебелек любопытства, потом распускается скромный цветок хорошего вкуса... из которого воинственно торчит пестик рассудка. (Демарат кисло усмехнулся.) И наконец наливается румяный плод... чего? Конечно же, греха! Большой, порой красивый и всегда страшный. Следствие грехопадения. Знакомо?
- На иудея ты не похож, - пристальней всмотрелся в меня Демарат. - Следовательно, христианин?
Я содрогнулся. Было отчего: перед моими глазами, как картины жизни в преддверии смерти, промелькнули все мои сны.
И я высказал скромное предположение:
- Теперь думаю: если бы оставался после крещения христианином хоть с горчичное зерно, мне не пришлось бы теперь служить неким огненосным рабом неизвестно каких демонов.
- Отчего же рабом... - усмехнулся Демарат. - Как и я... наемным легионом в единственном лице.
"В точку! Имя им легион!" - подумал я, но вслух не сказал.
Я невольно потянулся к кувшину, но гипостратег Аттилы упредил меня и наполнил бокал, судорожно перелив через край.
- Демарат, позволь уточнить... - Чтобы продавать в этом веке свой дар провидца, и вправду стоило кое-какие даты уточнить заранее. - Сколько лет минуло с того дня, когда предводитель вандалов Гейзерих нанес поражение объединенным силам обеих Римских Империй, Восточной и Западной?
Демарат весь подернулся туманной улыбкой.
- Много...- кивнул-клюнул он в ковер, - Достаточно, чтобы все кости полынью поросли... Семнадцать, если мне память не изменяет.
"Четыреста тридцать второй год от Рождества Христова, - вспомнил и я. - Последние годы-деньки, перед наступлением Темных веков".
- Ты угадал. Я участвовал в той кампании, - приятно удивил меня гипостратег своим нечаянным признанием.
- Любопытно узнать, на чьей стороне. - Мне и вправду это стало любопытно.
- Тут и гадать нечего, - усмехнулся Демарат. - Я предпочитаю образованных людей, с кем можно поговорить на марше. Я был советником у большого знатока поэзии Эсхила и Гомера, славного Бонифация, наместника Африки.
- ...то есть командующего войсками Западной Римской Империи. Славный стратег, - сказал я, не думая иронизировать по поводу его поражения.
- Вполне, - не нашел иронии в моих словах и Демарат. - Но варвару Гейзериху служили тогда лучшие выпускники Спартанской Лиги. В тот год Гейзерих был при деньгах - и мог выставить самую высокую годовую плату.
И все же я не смог справиться со своим характером:
- Можно подумать, король вандалов не слишком разбирается в поэзии Эсхила...
Демарат рассмеялся, до достоинству оценив мой выпад.
- Если не ошибаюсь, у Бонифация было римское гражданство? - прибавил я.
- Не ошибаешься, - подмигнул Демарат, явно ожидая от меня новую острую шутку. - Большой человек. Трибун.
"Генерал-губернатор", - прикинул я и снова для вида напряг память: - Он же, насколько я помню, раньше очень посодействовал вандалам. Привел их, можно сказать, на землю обетованную - в Африку... удобно устроил там, на другой стороне Средизмемного моря. Прямо напротив Рима...
И тут я осекся... и оставил немым страшное и точное пророчество: ведь всего через шесть лет после нашего задушевного разговора с Демаратом, а именно в четыреста пятьдесят пятом году, вандалы варварского рекса Гейзериха нападут на Рим, опрокинут все семь холмов Великого Города, пыль поднимется до самых небес... Такое знание стоило приберечь... на черный день.
- Снова никакой ошибки нет, - подтвердил Демарат, не заметив взрывоопасного многоточия в моей фразе. - У него с вандалами вышло много хлопот.
- А у тебя? - спросил я и невольно посмотрел на Нису.
Она умела быть совершенно отсутствующей и при этом же, как мечта, остро возбуждающей чувства.
- Никаких, - мощно повел рукой Демарат, будто отдавая некую военную команду. - Я - наемный военный советник, и только.
- Так сказать, искусство ради искусства? - пытал я его.
- В некотором смысле - так и есть, - легко сдавался гипостратег.
- А в остальном смысле... если не секрет? - спросил я. - Ты ведь не закончил рассказ об Этолийском Щите.
- А в остальном смысле: лучшие военные советники базилевса Аттилы, а также его названного брата, то есть рекса вандалов Гейзериха, а заодно и персидского монарха - все до единого эллины.
И Демарат сделал очень страшные глаза.
- Все мастера Этолийского Щита? - с назойливостью сыскного дознавателя уточнил я.
- Не только. Еще - Спартанской Лиги... Копья Афины.
- Значит, наступила пора разрушить великую Империю, которая строилась эллинскими руками и которая, увы, извратила вашу великую эллинскую идею...
- В некотором смысле, - со странной уклончивостью ответил Демарат.
- История войны богов и титанов повторяется, - подвел я итог дознания. - И урок Аристотеля - тоже.
Лицо Демарата вдруг сделалось непроницаемо-мраморным, глаза нехорошо заблестели.
- Ты догадлив, - глухим, катакомбным голосом возвестил он.
Я поразился тому, что он сказал эти слова только сейчас. Древняя История вызвала у меня приступ озноба. И я не побоялся показаться еще более догадливым и прозорливым: