- Да уж... Тоже, однако, толковое оправдание. - Полковник взглянул сквозь ели на ясное небо. - Впрочем, тоска и ностальгия - это все земное... Там не будет... Николай Аристархович, - он вдруг снова повеселел, - берите меня с собой в Полинезию братом милосердия. - И он напугал коней залпом смеха. - Сгожусь выдирать зубы вашим каннибалам!
Положение дел было таковым, что я принял его просьбу всерьез:
- Сожалею, полковник. Я теперь - в Рим.
- В Рим?! - Полковник весь повернулся в седле, посмотрел на меня загадочно. - У вас это что, мечта такая?
- У меня там теперь батюшка с матушкой, - осторожно признался я. - Чудом успели...
- Видать, и впрямь все дороги теперь ведут в Рим... Ай, счастливый вы человек! - сказал полковник и отвел взгляд. -Понятно, почему вы живы. Молитвами матушки...
- Однако мой брат был расстрелян как заложник. - Мне самому показалось, будто этим я хочу успокоить полковника.
Чагин помолчал и спустя минуту произнес негромко:
- Что ж... Вашему брату-мученику теперь куда лучше, чем всем нам. Уверяю вас.
Наш путь длился до полудня, свод небес весь сиял. В полдень на лицо Чагина легла тень.
Я нарочно поотстал немного и с тревогой глядел ему в спину. Он держался в седле очень прямо, но это была какая-то обреченная прямота осанки. Решившись развеять его сумрачные мысли, я снова завел патефон про своих папуасов, полковник кивал и улыбался благодарности ради.
- Впрочем, это верно, - внезапно сказал он и неясно посмотрел на меня. - Не пора ли нам устроить маленький привал, согреть холодеющие члены?
- Мы намеревались успеть засветло... - неуверенно напомнил я.
- Разумеется. Должны успеть, - уверенно сказал Чагин. - Эта местность мне уже знакома.
Он осмотрелся и строго приказал:
- Привал. То бишь англицкий ланч.
Спустя четверть часа разгорелся костерок, мы немного оттаяли и зашмыгали носами. Полковник достал из-за пазухи фляжечку в кожухе, отвинтил крышечку, и подал мне флажку с приказом:
- Ровно один глоток, остальное на худой час.
Из флажечки великолепно ударило в нос, а горло сладостно обожгло прекрасным ромом. Я размазал костяшкой пальца слезы и почувствовал прилив скудного счастья.
Пока я глотал это последнее счастье, на снегу появилось несколько галет, припасенных Чагиным. Полковник заметил, что я посмотрел на них, как на чудо.
- Пир в Валхалле... - усмехнулся он... и заметив, что я опять хлопаю глазами, рассказал про свое сокровенное: - Когда я в отрочестве читал про древнюю Валхаллу, мне почему-то представлялось, что погибшие воины пируют с богами вот так, как мы теперь с вами... Посреди чистых снегов. Костры, вертела - и снега, снега кругом. И небо... вот такое же ясное. Не знаю почему... Наверно, потому что я в детстве зиму любил больше, чем лето... Что там дальше было, помните?
- Где? - Ром счастливо лишил меня всякого понимания.
- В Валхалле, - кивнул полковник. - Потом демоны вырвались из-под земли прямо на небеса... Страшные чудовища... Драконы и псы.
- Фенрир и подземный волк Гарм, - вспомнил я.
- Я помню, - кивнул полковник так, будто помнил эту великую битву.- Кто дал им силу?
Помнится, я только хмыкнул беззаботно:
- Язычество. Там зло, как и добро, в одну силу.
- Вы не поняли меня, - сказал Чагин и повел плечами, будто начал подмерзать. - Кто их выпустил?.. Карл Маркс?
Мозги мои размякли и шевелились кашей в остывающей кастрюле.
- Не-ет... - снова повел плечами Чагин. - Мы сами... Вот отсюда.
И он, неторопливо подняв руку, постучал пальцем по виску, а потом посмотрел мне прямо в глаза и сказал очень ясно:
- Можете, не отвечать. Валхалле пришел конец. Гибель богов. Мир сгорел, снега вокруг испарились...
Только сейчас Чагин сделал очень бережный глоток, выдохнул белое облако, закрыл глаза и пошевелил губами. Потом он старательно завинтил крышечку и вновь протянул фляжку мне:
- Запомните, Николай Аристархович. Держаться теперь следует точно на запад. Если Щуплов не перепутал, верст через десять вы пересечете большак, а это прямая дорога на Дунфанхун. Полагаю, там нет никаких красных... Впрочем, гарантий теперь нет никаких, кроме вашей невероятной удачи.
С каждым его словом душа во мне все больше съеживалась и холодела.
- И вашей невероятной меткости, - добавил я, словно пытаясь его убедить, что то и другое существуют только вместе. - Аристарх Иванович, вы будто провожаете меня с порога...
- Вот именно, - к моему вящему ужасу, поддержал Чагин мою боязливую шутку и ткнул пальцем в бок фляжечки, успевшей потеряться вместе с моей протянутой к нему рукой. - Спиритус должен теперь храниться, так сказать, в лазарете.
Мне стало страшно, полковник же преспокойно уселся, как в кресло, в наметенный под елью сугроб, вытянул раненую ногу в сторону. Потом он вынул оба имевшихся у него револьвера, один аккуратно положил на развилку низкой ветки, а из барабана другого сосредоточенно вынул патроны, оставив заложенным один.
Наблюдая за его работой, я все еще заставлял себя верить в его мрачное чувство юмора.
- Полковник... - начал я и ощутил тошноту.