Хроника Маджипуры. Валентайн Понтифик

Валентайн прошел через крытую галерею на маленький балкон, который, казалось, как бы подвешен в космосе, находясь на самом краю утеса. Здесь он долго стоял в молчании, рядом с ним — Карабелла и иерархиня. Слит и Тунигорн стояли поблизости. Было удивительно тихо, он ничего не слышал, кроме натиска холодного свежего ветра, который безостановочно дул с северо-запада, и слабого трепетания розовой мантии Карабеллы. Он смотрел вниз на Алазор. Морской порт лежал у основания утеса, его необъятная территория так далеко растянулась на север и на юг, что он не мог видеть его границ. Темные стрелы длиннющих авеню сходились с далекой едва различимой линией бульваров, где шесть гигантских обелисков поднимались к небу: могила лорда Стиамота — победителя метаморфов. За ними — только море, темно-зеленое, окутанное низко стелющимся туманом.

— Идемте, милорд,— сказала Амбаргарде.— Последний отблеск дня уходит. Позвольте проводить вас в вашу комнату.

Этой ночью он будет спать один, в простой, без роскоши маленькой комнате, примыкающей к обители. Не будет он ничего ни есть, ни пить, кроме сон-вина, которое раскроет его мысли и сделает их доступными для Леди. Когда Амбаргарде ушла, он повернулся к Карабелле и сказал:

— Я не забыл о своем обещании, любимая.

— Я это знаю, Валентайн, я молю, чтобы она сказала тебе повернуть назад, к Горе!

— Подчинишься ли ты, если она не скажет?

— Как я могу не подчиниться, что бы ты ни решил? Ты — Коронованный. Но я молюсь, чтобы она велела тебе повернуть назад. Приятных снов, Валентайн.

— Приятных снов, Карабелла.

Она ушла. Он постоял немного у окна, наблюдая, как ночь окутывает берег и море. Где-то на западе отсюда, он знал, лежит Остров Сна, который был имением его матери, далеко за горизонтом, дом этой милой и благословенной Леди, которая дала миру мудрость, как он это представлял. Валентайн напряженно вглядывался в море, высматривая в тумане и сгущающейся тьме, словно он мог увидеть, блестящие белые бастионы известняка, на которых лежал Остров.

Потом он разделся и лег на простую кровать, которая была здесь единственным предметом мебели, и поднял кубок с темно-красным сон-вином. Сделал глубокий глоток сладкой густой жидкости, потом еще, и снова лег, впадая в состояние транса, которое открывало его мозг импульсам, идущим издалека, и закрыл глаза в ожидании сна.

— Приди ко мне, мама. Это Валентайн.

Вялость овладела им, и он скользнул в легкий сон.

— Мама…

— Леди…

— Мама…

Призраки плясали в его голове. Тонкие, вытянутые образы, тела прорывались, как пузыри сквозь отверстия в земле, и спиралью завивались вверх к вершине небосвода. Призрачные руки, тянулись от стволов деревьев, желтые глаза раскрывались у каменных глыб, и реки обрастали волосами. Он наблюдал и ждал, скользя все глубже и глубже в царство сновидений, все время толкая вперед свою руку к Леди.

Потом появился проблеск ее, сидящей возле восьмиугольного бассейна в своей комнате из прекрасного белого камня во внутренней обители Острова. Она склонилась вперед, будто изучала свое отражение. Он плыл к ней и парил прямо позади нее, смотрел вниз и видел знакомое лицо, мерцающее в бассейне, темные блестящие волосы, полные губы и теплые любящие глаза, за одним ухом, как всегда, цветок, серебряный ободок на лбу. Он нежно произнес: "Мама. Это Валентайн".

Она повернулась лицом к нему. Но лицо, которое он увидел, было лицом незнакомки: бледное, измученное, хмурое, озадаченное лицо.

— Кто вы? — прошептал он.

— Как! Ты знаешь меня! Я Леди Острова.

— Нет… нет…

— Совершенно определенно, это так.

— Нет.

— Зачем ты пришел ко мне сюда? Ты не должен был этого делать, поскольку ты Понтифик, и скорее мне следовало прийти к тебе, чем тебе ко мне.

— Понтифик? Ты хочешь сказать — Коронованный.

— О, я так сказала? Тогда я ошиблась.

— А мать моя? Где она?

— Это я, Валентайн.

И действительно, измученное лицо было ни чем иным, как маской, которая становилась все тоньше и тоньше, пока не отпала оболочка старой кожи, обнажая удивительную улыбку его матери, ее успокаивающие глаза. И это в свою очередь отпало еще раз, показав чужое лицо, а потом лицо самой Леди, но в этот раз она плакала. Он потянулся к ней, но его руки прошли сквозь нее, и он увидел, что остался один. Она не вернулась к нему в эту ночь, он гонялся за ней от видения к видению дебрях такой неизвестности, что он скорее убежал бы, если бы мог. И, наконец, он оставил поиски и отдался глубочайшему и самому спокойному из снов.

Когда он проснулся, было позднее утро. Он умылся и вышел из комнаты и увидел Карабеллу. Лицо осунувшееся и напряженное, глаза покраснели, словно она не спала совсем.

— Как, милорд? — сразу спросила она.

— Я не узнал ничего этой ночью. Мои сны были пустыми, и Леди не разговаривала со мной.

— О, любимый, как я сожалею!

— Я попытаюсь снова сегодня. Возможно, я выпил слишком мало сон-вина или слишком много. Иерархиня посоветует мне. Ты ела, Карабелла?