12-го января совершен был брак в соборной церкви. На свадьбе были мои родственники: отец Василий Сапоровский, дядя и отец крестный диакон Петр Иваныч, зять Василий Александрович Левашов, сестра Анна Михайловна и, кажется, молодой диакон Ивановской единоверческой церкви Ф. С. Виноградов, женатый на моей племяннице, дочери старшей сестры моей Марьи Михайловны. Брачный пир был самый скромный, одним словом, сиротский.
Чрез два или три дня после брака я отправился во Владимир для посвящения. 18-го числа рукоположен был преосвященным Парфением в диакона, а 25-го числа, в день святого Григория Богослова, сподобился принять благодать священства в домовой архиерейской церкви.
На расходы по производству в священника мне обещано было 30-ть рублей, но я получил только 25 рублей; впрочем, этих денег, при протекции родственника, консисторского столоначальника, было для меня достаточно. Он сам мне назначил, кому сколько дать; между прочим, секретарю Консистории велел отнести две бутылки рому, и тот благосклонно принял от меня это приношение. Квартиру и стол во все время пребывания моего во Владимире имел я у помянутого выше родственника моей тещи, священника П. А. Прудентова.
По рукоположении целую неделю служил я в большой крестовой церкви и затем, получив из рук моего незабвенного рукоположителя ставленную грамоту, отправился в Муром, к месту моего нового служения.
1-го февраля вечером приехал я в Муром и 2-го, в день праздника Сретения Господня, сподобился совершить соборно с настоятелем собора, протоиереем Михаилом Григорьевичем Троепольским, Божественную литургию.
Затем вступил я в должность учителя первого класса приходского училища.
Кроме совершения церковных служб, я не имел возможности часто заниматься проповеданием слова Божия как потому, что занят был училищною службой, так и потому, что в соборе обязаны были говорить поочередно проповеди все городские и окрестные сельские священники. Мне приходилось сказать в год не более двух или трех проповедей; разве, бывало, иногда поручит еще протоиерей как цензор проповедей написать проповедь за какого-нибудь сельского священника, который не может по каким-либо обстоятельствам явиться в город для произнесения поучения.
Училищная служба требовала от меня ежедневных трудов. Пока я был учителем первого приходского класса, я должен был каждый день заниматься утром три часа и после обеда два. Мальчиков привозили в первый класс иногда без всякой почти подготовки, а их было от 30 до 40 человек. Я должен был с некоторыми начинать почти с азбуки; о чистописании уже говорить нечего. Когда, бывало, прихожу в класс и заставлю учеников писать, они один за другим подходят ко мне с перьями и с детскою наивностию говорят: «Дядюшка, очини мне перышко». И грех и смех. Но какое затем утешение видеть этих наивных детей природы постепенно развивающимися и успевающими в науках, видеть в их взорах оживленность и бодрость!
Независимо от училищных занятий, я имел несколько частных уроков. Это служило некоторым подспорьем к моим ограниченным средствам, доставляемым службою. Какое же, однако, получал я вознаграждение за эти труды? 20 копеек серебром за полуторачасовой урок!.. Раз только какой-то заезжий подполковник, пригласив меня заниматься с его сыном, назначил мне за урок по 75 копеек; но когда узнал, что другие платят гораздо меньше, предложил мне 50 копеек. Я, разумеется, охотно согласился и на эту цену. Но эти уроки, не помню, почему-то скоро прекратились.