Хроника объявленной смерти (Cronica de una muerte anunciada)

Семья Викарио жила в скромном кирпичном доме под пальмовой крышей с двумя слуховыми окнами, куда в январе залетали ласточки, чтобы свить гнёзда. Перед домом была терраса, почти полностью занятая цветочными горшками, обширный двор, где росли фруктовые деревья и бродили куры. В глубине двора близнецы устроили загон для свиней, поставили плаху для забоя и разделочный стол, ставший верным источником семейного дохода с тех пор как Понсио Викарио лишился зрения. Дело затеял Педро Викарио, когда же он ушёл на военную службу, его брат-близнец тоже освоил ремесло мясника.

Обстановка дома была такой скудной, что её едва хватало для повседневных нужд. Поэтому старшие сёстры, уяснив себе масштабы предстоящего праздника, стали упрашивать родителей снять дом. “Представь себе, – говорила мне Анхела Викарио, – они хотели снять дом Пласиды Линеро, счастье, что родители им запретили со своей вечной песней о том, что их дочери выйдут замуж в нашем хлеву или не выйдут вообще”. Дом выкрасили в первоначальный жёлтый цвет, поправили двери, заделали щели в полах, приведя всё в порядок, насколько было возможно, ради такой грандиозной свадьбы. Близнецы перегнали свиней в другое место и вычистили загон негашёной известью, но даже так было видно, что места не хватит. Наконец, по указанию Байардо Сан-Романа, снесли забор вокруг двора, попросили соседей сдать для танцев комнаты и поставили деревянные павильоны, чтобы угощаться под сенью тамариндов.

Неожиданный переполох вызвал жених, который явился за Анхелой Викарио с двухчасовым опозданием, а она отказывалась надевать подвенечное платье, пока он не войдёт в дом. “Представь себе, – говорила она, – я ведь обрадовалась бы даже, не приди он совсем, но только не в случае, если бы я уже оделась”. Её осторожность казалась естественной, потому что нет худшего позора для женщины, чем быть брошенной в подвенечном платье. То, что Анхела Викарио осмелилась надеть фату и померанцевый венок, не будучи девушкой, воспринималось как глумление над символами чистоты. Моя мать была единственной, кто счёл проявлением мужества то, что Анхела до последнего не сдавала своих краплёных карт. “В те времена, – объясняла она мне, – Господь понимал такие вещи”. И напротив, никто так и не узнал, какие карты были на руках у Байардо Сан-Романа. С того момента как он, наконец, явился во фраке и цилиндре и до мгновения, когда увёл с торжества свою злосчастную невесту, Байардо являл собой образец счастливого жениха.

И, тем более, никто так и не узнал, какими картами играл Сантьяго Назар. Я всё время был рядом с ним и в церкви и на гулянье вместе с Кристо Бедойей и моим братом Луисом-Энрике, и никто из нас не заметил ни малейшей перемены в его поведении. Мне пришлось повторять это множество раз, ведь мы четверо выросли вместе, вместе ходили в школу, одной ватагой играли во время каникул, и никто не мог поверить, что у нас была тайна, которой мы не поделились бы друг с другом, тем более такая серьёзная.

Сантьяго Назар обожал праздники, и самое большое удовольствие ему довелось испытать в канун собственной смерти за подсчётом свадебных расходов. Он заметил, что церковь была украшена цветами на сумму, которой хватило бы на четырнадцать похорон по первому классу. Это уточнение преследовало меня долгие годы, ведь Сантьяго Назар ещё раньше говорил мне, что запах срезанных цветов для него непосредственно связан со смертью, и в тот день повторил мне то же самое, входя в храм. “Не хочу, чтобы меня хоронили с цветами”, – сказал он, никак не думая, что на следующий день мне придётся позаботиться об этом. На пути из церкви к дому Викарио он подсчитывал стоимость цветных гирлянд, украшавших улицы, сумму, отданную музыкантам, за фейерверки и даже за рис, которым осыпали гостей на празднике. Мы стали большими приятелями с Байардо Сан-Романом, “друзья не разлей вино”, как тогда говорили, и ему, казалось, очень нравилось сидеть с нами за одним столом. Анхела Викарио, без венка и фаты, в атласном платье, пропитавшемся потом, мгновенно усвоила повадки замужней женщины. Сантьяго Назар подсчитывал расходы и сказал Байардо Сан-Роману, что свадьба уже обошлась тысяч в девять песо. Было заметно, что новобрачная восприняла его подсчёты как наглую выходку. “Мать учила, что никогда нельзя говорить о деньгах при посторонних”, – рассказывала мне Анхела. Байардо Сан-Роман, напротив, отнёсся к этим подсчётам благосклонно и даже похвастался:

– Почти верно, но мы едва начали. Под конец выйдет самое малое вдвое дороже.

Сантьяго Назар задался целью подсчитать всё до последнего гроша и лишь это и успел сделать до своей смерти. И в самом деле, вместе с цифрами, которые назвал ему Кристо Бедойя на следующий день в порту за 45 минут до убийства, получилось, что прогноз Байардо Сан-Романа был точен.