Хроника объявленной смерти (Cronica de una muerte anunciada)

Близнецы вернулись домой почти в три часа, по тревоге вызванные матерью. Они нашли Анхелу лежащей ничком на диване в гостиной с лицом, покрытым синяками, но уже без слёз. “Я уже не боялась, – сказала мне она. – Наоборот: мне казалось, что нависшая надо мной смертельная тень рассеялась, и мне только хотелось – поскорее бы всё закончилось – чтобы упасть и заснуть”. Педро Викарио, более решительный из двоих братьев, взял её в охапку и усадил на обеденный стол.

– Давай, девочка, – сказал он, трясясь от гнева, – скажи нам, кто это был.

Анхела медлила едва ли дольше, чем было нужно, чтобы произнести имя. Она искала это имя в сумраке, она сразу нашла его между сплетений имён, принадлежавших тому и этому свету, она словно прибила его к стене метко брошенным дротиком, как беззаботную бабочку, чья участь была предрешена с начала времён, произнеся:

– Сантьяго Назар.

***

Адвокат настаивал на определении “убийство при законной защите чести”, которое было принято судом присяжных, а близнецы под конец процесса заявили, что сделали бы то же самое тысячу раз, будь у них те же причины. Они сами наметили такую линию защиты с того момента, как сдались властям возле церкви через несколько минут после убийства. Братья, задыхаясь, вбежали в дом священника, по пятам преследуемые разъярёнными арабами, и сложили ножи на стол отцу Амадору. Оба были до предела измотаны чудовищной мясницкой работой; их одежда, руки и лица были залиты ещё тёплой кровью и потом, но священник воспринял явку с повинной как весьма достойный поступок.

– Мы убили его сознательно, – сказал Педро Викарио, – но мы невинны.

– Перед Богом – возможно, – сказал отец Амадор.

– Перед Богом и перед людьми, – отвечал Пабло Викарио. – Здесь дело чести.

Более того, когда понадобилось восстановить в памяти те события, поступки братьев предстали гораздо более неприглядными, нежели были на самом деле, вплоть до того, что парадную дверь дома Пласиды Линеро, истыканную ножами, якобы пришлось чинить на общественные средства. В тюрьме Риоачи, где братья провели три года в ожидании суда, потому что у них не было денег на залог, самые старые сидельцы поминали их добрый нрав и сознательность; но никогда не возникало в них и намёка на раскаяние. Но всё равно события выглядели так, словно Викарио не предприняли ничего, чтобы убить Сантьяго Назара быстро и без лишнего шуму, а напротив, сделали всё возможное и невозможное, чтобы кто-нибудь им воспрепятствовал, но не достигли этого.

Как рассказали мне братья Викарио годы спустя, они начали свои поиски с дома Марии-Алехандрины Сервантес, где оставались вместе с Сантьяго до двух часов. Это указание на точное время, как и многие другие, не было отражено в следственном деле. На самом деле, Сантьяго Назара уже не было там в час, когда, по словам близнецов, они отправились его искать, так как мы с ним вышли, чтобы пропеть серенаду, но в любом случае неизвестно, начали они его искать или нет. “Они бы больше не вышли отсюда”, – сказала мне Мария-Алехандрина Сервантес, и, зная её достаточно хорошо, я никогда не ставил этих слов под сомнение. Вместо этого братья отправились караулить его в дом Клотильды Армента, зная, что туда ходят все, кому ни лень, кроме Сантьяго Назара. “Это было единственное открытое заведение”, – заявили они следователю. “Рано или поздно он должен был зайти туда”, – говорили они мне. Однако всем было известно, что парадная дверь дома Пласиды Линеро всегда была заперта на засов, даже среди бела дня, и что Сантьяго Назар всегда носил с собой ключи от чёрной двери.

Никогда не было смерти, о которой бы знало заранее столько народу. После того как сестра назвала имя, близнецы Викарио зашли на склад, где хранили мясницкие инструменты, и выбрали два лучших ножа: один разделочный десяти дюймов в длину и одного в ширину, и второй нож для очистки шкур, семи в длину и полутора в ширину. Братья завернули ножи в тряпку и отправились точить их на мясной рынок, где едва начали снимать щиты с прилавков. Ранних покупателей было немного, но двадцать два человека заявили, что слышали всё, что говорили братья, и все сходились во впечатлении, что говорили те с единственной целью быть услышанными. Фаустино Сантос, знакомый мясник, который увидел, как Викарио входили, когда он как раз открывал прилавок с требухой, не понял, зачем они явились в понедельник в такую рань, да ещё и в свадебных костюмах тёмного сукна. Он привык видеть их по четвергам. “Я подумал, что они так напились, что перепутали не только час, но и день”. Фаустино напомнил братьям, что нынче понедельник.

– А то мы не знаем, – весело отвечал Пабло Викарио. – Мы просто пришли ножи наточить.