Хроника одного полка. 1916 год. В окопах

– Господа, наступление 23 декабря можно оценивать как усиленную рекогносцировку. В результате нами обнаружено катастрофическое положение десятой германской армии: резервов у противника нет, а фронт прорван. Нам остаётся удержать инициативу в своих руках и выполнить задачу фронта – перерезать железную дорогу на Митаву, блокировать, а дальше – захватить Митаву и в перспективе – развивать наступление в Курляндию.

Когда соседи молчали, Вяземский внимательно слушал и жандармского полковника, и генерал-квартирмейстера и смотрел на оперативную карту, большую, развешанную за спиной командующего армией. И у него стали возникать вопросы.

«Ладно, – думал он. – Мы выйдем на железную дорогу Крейцбург – Митава, создадим угрозу флангам и тылу якобштадтской и двинской группировок противника, даже, может быть, заставим их отойти от линии Западной Двины. Судя по всему, это директива Ставки… Таким образом, десятая германская армия окажется в сложном положении, если не сказать, в катастрофическом. Но… даже если мы займём Митаву и вторгнемся в Курляндию и даже – в это трудно поверить, но вдруг – нашу двенадцатую армию усилят, путь даже одной-двумя дивизиями, а дальше-то что?»

На этот вопрос у Аркадия Ивановича не было ответа.

Промолчало и командование 12-й армии.

Совещание было кончено. Из актового зала офицеры потянулись на выход. Вяземский никого не знал, не увидел ни одного знакомого лица и не огорчился. Если бы увидел, наверняка пришлось бы вступить в обсуждение услышанного, но он понимал, что в том положении, в котором сейчас была 12-я армия Северного фронта, обсуждать было нечего.

После Скробовского боя, находясь некоторое время в тылу 4-й армии генерала Рогозы, он много думал о том, что произошло у южного соседа, на Юго-Западном фронте генерала Брусилова, и пришёл к выводу, что в итоге произошло «ничего». Брусилов не был поддержан другими фронтами, он «выперся и упёрся», а его наступление получило в войсках прозвание «Ковельская мясорубка».

«То же будет, если двенадцатая сломит немецкую десятую и вырвется на оперативный простор?»

Понятно, что немца застали врасплох, что сил у него тут против русских мало, однако куда это наступление стремится?

«Просто рейд? Усиленная рекогносцировка? – Мысли Вяземского ходили по кругу. – Слишком много жертв, слишком велики потери! Если так пойдёт дальше, заканчивать войну будет не с кем!»

Несколько успокаивало только то, что, по слухам, Алексеев тяжело заболел и отбыл на лечение, а начальником штаба при Верховном главнокомандующем стал более активный, обладающий способностями полководца генерал Гурко.

* * *

К начальнику штаба за предписанием Вяземский попал не сразу, впереди него были те два полковника, которые на совещании сидели рядом справа, но, видимо, они наговорились или их кто-нибудь расстроил, поэтому они сидели вместе и молчали.

В кабинете генерал-квартирмейстера находились и сам генерал-квартирмейстер генерал-майор Василий Георгиевич Болдырев, и начальник штаба 12-й армии генерал-лейтенант Владимир Васильевич Беляев. Они принимали вызванных на совещание командиров частей и ставили задачи.

Вяземский представился.

– Проходите, Аркадий Иванович, присаживайтесь! – пригласил Владимир Васильевич. – Ваша задача встать на вот этой дороге, к юго-востоку от местечка Кальнцем, год назад вы стояли недалеко…

– Да, на Тырульском болоте…

– И своим левым флангом почти упирались…

– В левый берег…

– …реки Аа!

Вяземский смотрел на карту, и ему стала понятна задача, потому что сейчас на его правом фланге будут части XLIII армейского корпуса, а на левом VI Сибирского и он закроет собою стык этих двух корпусов.

– На этой позиции их дальбойная артиллерия вас не достанет! – сказал начальник штаба.

– Не скажите, Владимир Васильевич! – возразил генерал-квартирмейстер. – По последним сведениям разведки, два их тяжёлых дивизиона передвинулись к востоку на шесть вёрст вперёд.

– Ну, – Беляев поднял глаза от карты, – бог не выдаст, свинья не съест! Когда сможете прибыть на место?

– Завтра утром буду не позднее шести утра.

– С Богом! – Генералы распрямились, начальник штаба кивнул адъютанту, и тот уже открывал дверь следующему.

* * *

Из расположения выдвинулись во второй половине дня 27 декабря ближе к вечеру, но ещё было светло.

Когда проходили по центру Риги, Вяземский глянул на отца Иллариона, потом на Щербакова, адъютант и батюшка переглянулись между собой, Щербаков оглянулся на командира первого эскадрона штабс-рот мистра Рейнгардта, и тот подал команду:

– Песельники, вперёд!

Во взводах произошло движение, правые ряды потеснились в узких улицах старого города, и новую первую шеренгу образовали четыре молодых драгуна во главе с трубачом первого эскадрона.

– Запевай!

На одну секунду улица замерла, как будто бы вдохнула, но ещё не выдохнула, и тут звонкий голос дал:

Взвейтесь, соколы, орлами…

И его поддержала группа:

Полно горе горевать!

И дал первый эскадрон:

То ли дело под шатрами
В поле лагерем стоять!