Ложиться я собралась после двух ночи. Из зеркала в ванной на меня смотрело зеленое от усталости лицо.
Глава двенадцатая
Наступила Пасха, и мы с Шебой отправились на побережье, чтобы пару дней провести у моей сестры. Обычно в это время года дом Хартов был полон народу; Шеба запекала громадный окорок, а в саду устраивались пасхальные забавы. По понятным причинам в этом году подобные развлечения исключались, и Ричард решил повезти детей к друзьям в Шропшир. Узнав, что не сможет отпраздновать Пасху с сыном, Шеба впала в отчаяние. Ради подруги я сделала попытку переубедить Ричарда, но мстительность в очередной раз взяла над ним верх, и он наотрез отказался пересматривать планы. Шеба совсем сникла. Долгие часы она проводила взаперти в своей комнате, работая над скульптурой, и в отчаянном стремлении поднять ее дух и развлечь я решилась на совместную поездку в Истбурн.
Чтобы получить согласие Марджори, потребовались некоторые усилия. Они с Дейвом не привыкли принимать у себя скандальных знаменитостей. Во время нашего первого телефонного разговора сестра пообещала «обратиться за советом к Господу», ибо без Его помощи не может дать ответ. Я приуныла, не слишком надеясь на удачу. Однако Марджори поговорила с пастором общины Десом, и тот благословил наш с Шебой приезд — из тех соображений, что Господь будет рад руке помощи, которую Марджори протянет грешнице. В вечер нашего появления Марджори поймала меня в коридоре и пылко заверила, что «Иисус счастлив видеть Шебу в этом доме».
Нас с Марджори воспитали в вере англиканской церкви, но ни отец, ни мать особенной набожностью не отличались, так что природа религиозного гена моей сестры — настоящая загадка. Марджори еще не было двадцати, когда Рэй, парень, с которым она в то время встречалась, познакомил ее с адвентистами Седьмого дня. Сам Рэй в конце концов стал нефтяником и отбыл в Саудовскую Аравию, а Марджори так и прибилась к адвентистам. Преемником Рэя стал Дейв, один из членов общины. Марджори с Дейвом женаты почти тридцать лет, и вся их жизнь связана с церковью. Каждая комната в доме ломится от религиозных безделушек. Здесь собрали приличную, минимум из двух десятков штук, коллекцию гипсовых скульптурок Христа (блаженно улыбающийся младенец Иисус в гипсовых пеленках; Иисус — мачо с мощными бицепсами, крушащий лотки торгующих в Храме; мрачно задумчивый Иисус лет за тридцать в Гефсиманских садах и т. д.). Над комодом в супружеской спальне висит очаровательно скверная копия «Последней вечери», где слегка воспарившие апостолы щеголяют прическами а-ля мадам Помпадур. А в гостиной, куда устроили нас с Шебой, добрую часть стены занимает громадный, четыре фута на шесть, постер с изображением гавани в лучах заходящего солнца. Цитата из Матфея внизу плаката гласит:
В этом, полагаю, и кроется истинная причина привязанности моей сестры к Богу. В аксессуарах. Много лет назад, еще до ее брака с Дейвом, мы с Марджори съездили в Европу и побывали в Лурде. Я в жизни не видела ее такой счастливой, как во время набега на сувенирные киоски Лурда. Марджори любовалась калеками и эпилептиками, которые по очереди плюхались в лужи святой воды. Она была в восторге от нищих певцов и факельных процессий. Но только всем этим брелочкам, маечкам, побрякушкам воистину удалось ее покорить. Остается пожалеть, что моя сестра не ушла в католичество. Какой заряд она бы получала, перебирая бусины четок.