Хроника одного задания

— Вы уверены, что так, — на слове «так» Стахов сделал ударение, — следует поступать в подобных случаях?

— Не в подобных, а лично в вашем случае. Я вам всё объясню, но для начала хотел бы услышать ваш рассказ.

— Ну, хорошо, — подумав немного, продолжил Стахов, — тогда слушайте. Это случилось в сороковом году. Я тогда был, как вы, наверное, знаете, заместителем Петра Аверьяновича. Мы с ним были как один кулак, если требовалось по столу стукнуть, и рукой, протянутой для помощи и дружбы. Счастливое было время, хоть и трудное. Мне вообще нравилось работать с людьми. Я по праву считал, что нахожусь на своём месте. А потом вдруг эти письма. И понеслось… В чём только меня не обвиняли, а главное, факты так подавали, что поверить в них было легче, чем не поверить. Надо сказать отдельное спасибо начальнику нашего районного НКВД Илье Николаевичу Горохову. Тёзка мой оказался человеком негнущимся. Даже под шквалом сигналов продолжал мне верить. Ведь писали не только ему, как оказалось, писали и в областное управление НКВД, а оттуда требовали принятия срочных мер и наказания виновного, меня то есть. Вопрос ведь как был поставлен: почему просмотрели человека, который по своим морально нравственным качествам не имеет права находиться в партии и занимать такую должность. Конечно, меня сняли, и пошли проверки, проверки, вызовы в органы. Я себя виновным ни в чём не признавал, да и признаваться мне было не в чем. В итоге, Горохов и Руденко меня отстояли. Горохов в последнюю нашу встречу с ним сказал мне: «Вы, Илья Сергеевич, на прежнюю работу не торопитесь возвращаться. Много в вашем деле неясного. Разберусь, дам знать». И просил о нашем разговоре не распространяться. Я в школу вернулся. Потом война. Собственно, и всё.

Стахов снова закурил. Сидел, погружённый в свои мысли.

— Илья Сергеевич, — Берестов выдернул Стахова из задумчивости, — вы не можете сказать, что Горохову требовалось выяснить?

— Он объяснил так, что письма писали разные люди, но за ними угадывалась чья-то рука, ими кто-то руководил, направлял.

— Скажите, а могли таким образом метить в Петра Аверьяновича?

— Я размышлял об этом. Очень похоже. Дискредитация меня, как его заместителя, сильно задевала Руденко. Но вот в чём загадка, после моего снятия — тишина, как отрезало. Пётр Аверьянович кроме меня больше ни с кем не захотел работать. Один всё тянул потом. Против него подобной кампании не развернули. Значит, мишенью был я. Что за недоброжелателя я нажил, а, главное, почему, до сих пор в толк не возьму.

— Действительно, странно. Скажите, а в событиях, предшествовавших вашему снятию с должности, ничего странного не замечали, ничего не происходило из ряда вон выходящего? Вспоминайте, что-то обязательно должно было быть. Возьмите несколько дней накануне.

— В моей жизни ничего такого не происходило, обыкновенные будни. Много разъезжал по району. Хотя, постойте…Что-то мелькнуло в памяти. Может и не имеет к нашему разговору никакого отношения.

— Вспоминайте, Илья Сергеевич, — повторил свою просьбу Берестов, — незначительная, маленькая деталь может дать толчок к ответам.

— Как же я мог забыть! — Стахов ударил себя по лбу, — конечно, вы правы, было. Конечно, было! Сейчас расскажу. Заехал я как-то в колхоз «Красное знамя». Там ко мне подошёл местный зоотехник, простите имя забыл, говорит, что хочет поговорить, желательно наедине, без свидетелей. Посоветоваться желает. Я у него спросил, на какой предмет совет ему нужен. А он по сторонам огляделся и зашептал, что подозрения имеет, в милицию пока не сообщал, хотел прежде со мной всё обговорить. А тут я как раз. Потом вдруг голос повысил и тему резко сменил. Отвечаю: «Хорошо, приезжайте ко мне завтра вечером. У меня и поговорим, обсудим, что вас так сильно волнует». Но на следующий день он не приехал. Я его долго прождал, и потом его больше не встречал. Хотел навестить зоотехника в колхозе, да не вышло, завертелось…А затем и вовсе из памяти ушло.

— Вы Горохову этот эпизод рассказывали?

— Нет, забыл. Не до этого стало.

— Вот что, Илья Сергеевич, вы никому суть нашего разговора не передавайте. Если что ещё вспомните, найдите меня.

— Договорились. Кстати, мне помнится, вы обещали мне что-то объяснить.

— Обещал, слово сдержу. От Николая Чертака и Петра Аверьяновича я услышал про ваше дело. Оно меня очень заинтересовало. Не буду вас утомлять своими умозаключениями. Скажу только, между тем, что случилось с вами перед войной и происходящими сейчас в отряде событиями существует связь.

— Большего сказать не могу, извините.

— И на том спасибо.

Берестов видел, Стахов престал воспринимать его в штыки, даже наоборот, расположился к нему. Позволил себе непринуждённо улыбаться.

— Знаете, Алексей Николаевич, какое счастье, когда тебе верят и доверяют!

— Знаю, Илья Сергеевич, знаю. В моей работе от доверия жизни зависят, в том числе и моя собственная.

— Берегите её, жизнь, Алексей Николаевич.