Хроника отложенного взрыва

— Я проверю адреса, но это будет дорого стоить, — весело ответил он на просьбу Михальского узнать, за кем числились нужные квартиры.

— Сочтемся.

— Ты, говоришь, в охранной фирме. А частной детективной деятельностью не балуетесь?

— Как придется.

— Можешь за моей женой посмотреть? Женился недавно. Второй раз. Она на пятнадцать лет моложе. Думаю, гуляет, зараза.

— Договорились.

Через пару дней Михальский отмел от жены Черепкова все подозрения в неверности. В обмен получил ценную информацию. До 1995 года все квартиры находились в особом фонде Управления по Центральному военному округу. То есть особисты их использовали в оперативных целях: как места конспиративных встреч.

Ответственным за них числился капитан первого ранга Ермаков А. Б., он же был исполнителем приватизации и продажи квартир.

Через знакомых в ФСБ Яцек навел справки. И узнал, что Ермаков Анатолий Борисович служил на Балтийском флоте. После развала Союза перевелся в Москву. Стал ловить шпионов в сухопутных частях.

Яцек раздобыл и фотографию Ермакова. С нее смотрел моложавый человек, с бровями, сросшимися на переносице и похожими на галочку.

Яцек почувствовал, что его переполняет охотничий азарт. Как у гончей, взявшей след.

«Вот Гольцов-то удивится!» — радовался Михальский.

Они договорились, что Георгий возьмет на себя поиски девушки Белугина.

Железнодорожная станция в Сергиевом Посаде расположена на отшибе. Зимой, в собачий холод, здесь на заледеневших дорожках танцуют снежинки, ветер морозит щеки.

Весной и осенью — грязь и слякоть.

Летом — жухлая трава и мусор.

Уже несколько лет вечером, примерно в одно и то же время, на станцию приходит женщина. Иногда она приезжает на своей машине, видавшей виды «девятке». Иногда — на маршрутном такси.

Она подолгу стоит в стороне и смотрит, как зеленые вагоны, лязгнув дверями, выплевывают на перрон людей. Толпа проходит по платформе и стекается вниз, на привокзальную площадь.

Женщина ждет.

Нет, она, конечно, понимает, что это глупо. Но все равно ждет.

Вот откроются двери вагона и выйдет солнечный мальчик.

Какой он мальчик? — мужчина, конечно. Но для нее он был и уже навсегда останется мальчиком. Его зеленые глаза с золотистым ободком посмотрят на нее, как смотрели всегда. Он подойдет, обнимет и скажет:

— Привет, Оленька. Соскучилась?

— Соскучилась, Дима, — ответит она и положит ему голову на плечо.

Ей так много надо сказать ему. Но Дима Белугин уже никогда не выйдет из шипящей, как змея, электрички. И она, Ольга Данилина, понимала это, как никто другой.

То, что у Белугина была любимая, подозревали многие. Ее искали. Одни — чтобы убить. Другие — хорошенько расспросить. Но она оказалась самой главной тайной в жизни Димы.

У Гольцова было мало шансов раскрыть эту тайну, но, как человек добросовестный, он счел необходимым посетить родителей Димы.

Открыл ему отец — Сергей Иванович. Гольцов узнал его по фотографии, опубликованной в «Столичной молодежи». Человеколюбивым коллегам Белугина как-то и в голову не пришло, что вряд ли известность поможет ему в горе.

— Здравствуйте, я представитель фирмы «Кондор», меня зовут Георгий, — представился Гольцов.

Отец Димы недоверчиво посмотрел на гостя, и Георгий словно увидел себя со стороны: в новой дубленке и норковой шапке, он стоит перед согбенным хозяином квартиры в стареньком трико и великоватой футболке как барин. Гольцову стало неловко, будто он виноват в том, что произошло с этой семьей.

— Слушаю вас, — устало произнес Сергей Иванович.

— Наша фирма оказывает поддержку семьям людей, погибших при исполнении профессионального долга. — Георгий произнес заранее приготовленную фразу. — Ваш сын один из таких людей. Вот мы собрали на первый раз…

Георгий поднял коробку, стоявшую подле ног. В ней лежали деликатесы, которые они с Михальским купили накануне.

— Мы бы хотели обсудить, чем еще могли бы помочь.

— Нам ничего не надо, — поспешно ответил Сергей Иванович.

— Понимаете… Это надо нам самим, — смущенно улыбнулся Гольцов. — Хотим доказать себе, что осталось в душе что-то человеческое. Можно пройти?

В квартире Белугиных было бедно, но чисто. Сергей Иванович жестом предложил гостю кресло, выпущенное, видимо, еще в пятидесятых.

— Будете что-нибудь? — спросила пришедшая с кухни мама Димы.

— Нет, спасибо. — Взгляд Георгия упал на портрет ее сына, висевший на стене. Черно-белый рисунок. — Лучше расскажите, чем мы можем помочь.

— Нам ничего не надо, — со вздохом ответила та.

Белугины сели на зеленый диванчик, обнялись. В их поникших фигурах было что-то нежное и трогательное.

Гольцову показалось, что они похожи на парочку осенних стрекоз, которых он в детстве видел в деревне.

Кончилось теплое лето. И уставшие летуны отдыхают на ржавом колесе сеялки. Греются под солнцем. Но скоро наступит ночь, железо остынет. И стрекозам останется только одно — последний полет.

Разговорить осиротевших Белугиных оказалось не так уж и трудно. Посидели, попили чайку. Посмотрели старые фотографии.

Через час Гольцов знал о Диме многое, включая детские болезни и любимые места отдыха.