Хроника потерянного города. Сараевская трилогия

Они спустились с гор, чтобы остаться здесь на целые пятьсот лет, именно так, как в эти минуты въезжают они в христианские кварталы на полицейских машинах зеленого цвета с зелеными лентами на лбу со словами «Аллаху экбер», вооруженные вместо кривых дамасских сабель самым современным огнестрельным оружием, произведенным в Соединенных Штатах и просвещенной Европе. Люди испытывают от набега тот же самый, исконный, древний страх: войско Аллаха, которое целых четыре года не могло захватить сербские села вокруг Сараево, оставив на разделительной линии груды мертвых тел, теперь мстит тем, кто не мог покинуть дома – старикам, больным, детям и женщинам, сыновья, братья и дети которых ушли в горы.

С девяти лет я не живу в этом городе, но и теперь чувствую себя так, будто шагаю вместе с тысячами переселенцев, таща на горбу тяжкий груз воспоминаний. Не пристало оплакивать судьбу этого города тому, кто не оставил здесь, вроде других несчастных, никакого имущества, каморки, дома, сада, улицы, ничего не потерял, кроме запаха ночи в ноздрях и далекого шума реки, который усыплял меня в детстве. Если бы я оказался среди беженцев, мне не понадобился бы ни грузовик для пожитков, ни даже ручная тележка, которую мы называли «циварама» или «кариолама», – я бы ушел со своими братьями по бездомности, засунув руки в пустые карманы. Тяжелее всего в жизни мне досталась потеря тенистой улицы и гигантской вербы, которая смотрелась в Миляцку у «Театрального кафе»: шершавая, изборожденная морщинами кора дерева, на которой я, приезжая юношей в Сараево на лето, вырезал имя первой своей любви – шесть букв, слетевших с кончика лезвия перочинного ножа, с годами росли и росли вместе с деревом, пока не оплыли и не приняли окончательно в темно-сером цвете коры форму навсегда исчезнувшей мечты.

«Бесчисленное множество безымянных изуродованных тел, брошенных в котлы и на свалки, плывущих по Миляцке, разлагающихся на улицах и в мусорных баках; тысячи перебитых, изнасилованных, униженных, обесчещенных, обезумевших и убитых в казематах, лагерях, частных тюрьмах… Самое больное воображение не смогло бы придумать такого!» – написал в газете «Явност» анонимный очевидец исхода сербов из Сараево: «Политические авантюристы и торговцы оружием, преступники, каторжники, орды полудиких людей, пройдохи и религиозные фанатики, холуи своих вассалов такой же масти водили этот апокалиптический кровавый хоровод.

Чтобы не повторить трагическую судьбу земляков в предыдущих войнах, часть населения, среди которых были беженцы и изгнанники из Пофалича, Буча-Потока, Велешича… была вынуждена сорганизоваться ради защиты собственного достоинства, чести и векового домашнего очага. Защищались они героически: двенадцать тысяч погибших и раненых. Они отразили тридцать четыре атаки. Даже силы быстрого реагирования НАТО не смогли поколебать их!

И вот последний боевой выстрел! Все, что отстояли собственной кровью и жизнями, преподнесли врагу на тарелочке! Убили сто пятьдесят тысяч душ!

Нас уничтожили авторучкой!»

Человек прощается со своими краями; перед уходом он хочет помолиться за друзей, которых больше нет в живых, и он входит в сожженную церковь, где его крестили, крышу которой снесло снарядом; он зажигает несуществующую свечу перед разрушенным алтарем, а со стены смотрит на него с несуществующей иконы лик святого Георгия!