Хроника Путинизма

Ну, вообще-то «малиновые пиджаки» носили в самом начале девяностых, к 1995-му году это стало уже легендой. И никто не собирался на сходняки, это очень сильное упрощение. Просто появился запрос на консервацию ситуации. Был огромный слой, сословие, почти класс «новых русских» – тех, кто научился конвертировать ресурсы, как валюты: по обменному курсу. То есть я, например, ректор вуза, а ты, например, прокурор. Я могу вывести студентов на уборку территории, а могу на митинг с лозунгом «долой продажного прокурора». А могу никуда их не выводить, а спокойно и дальше учить. Ты можешь возбудить уголовное дело против меня. Или против нашего общего врага. А можешь ничего не делать. Мы встретились и подмигнули друг другу. Потому что у нас есть ресурсы, и мы оба их знаем. А у кого-то есть ресурсы денежные. Кто-то имеет талант организации, кто-то умеет стрелять по-македонски, с двух рук из-под полы – и попадает всегда между глаз жертвы. А кто-то – чеченец из известной семьи, и в течение 24 часов эта семья может собрать по горным селам сто человек с калашами, посадить на самолет и отправить в Москву. Вот именно в середине девяностых от общей массы отделились те, у кого есть ресурсы. И для них стало главной общей целью — не выпустить свои возможности из рук, то есть не делиться ресурсами с остальными. Надо было остановить процессы, которые могли привести к потере ресурсов у этого не очень большого слоя населения России. Это ощущалось повсеместно, причем почти одновременно все пришли к консенсусу: надо закрыть окна и двери, отрезать путь к ресурсам новым желающим. А для этого нужно структурироваться внутри себя. Причем бандитских и воровских структур, как и бизнес-структур (которые всегда повторяли бандитско-воровские) стало катастрофически не хватать. Власть ничего не значила, потому что ты, прокурор, можешь депутата/мэра/губернатора посадить, а я, ректор, у которого 40 тысяч студентов, могу обеспечить его провал на выборах, он будет перед нами обоими ползать на карачках и умолять о пощаде. Поэтому нужно было нечто большее, чем просто власть. Рассмотрели варианты монархии, военной хунты, диктатуры. Но поняли, что все это ерунда: есть гораздо более простой и надежный вариант – превращение страны в корпорацию. В то самое ЗАО.

Очень забавно наблюдать, как внезапно сейчас то там, то здесь всплывают «ужасные компроматы» на Путина, на его окружение, на связь власти и бандитов. Но все это совершенно спокойно лежит в открытом доступе с начала девяностых, все эти компроматы сто раз вынимались из пыльных папок и вкладывались обратно, потому что с самого начала было понятно: эта система управления обществом построена по бандитской схеме, вокруг общака, в который собирается дань с мелких князьков. Я тут на днях в Фейсбуке переписывался с неглупым пареньком-аналитиком. Он читает мои разработки и спрашивает: «Так что, выходит, спецслужбы никакого отношения к установлению нынешнего режима в России не имели? Но этого не может же быть!» А я только вздыхаю обреченно.

– Потому что исторические мифы в сознании человека почти как религия – вопрос веры, а не знания?

Спецслужбы имели отношение к установлению власти Путина и его окружения ровно такое же, как и бандиты, воры, лига сексуальных меньшинств, буддийская сангха и Союз композиторов: все, у кого были ресурсы в середине девяностых, вошли в союз имени доктора Фауста с его девизом «остановись мгновение, ты прекрасно!»

И до сегодняшнего дня так и пытаются удержать мгновение. А мистер Шубин с мистером Цукербергом им кричат из Америки: отпустите стрелки, чуваки, часы сломаете! А они и рады бы, да не могут – руки свело. Вот и поднимает их невероятная сила над землей, уже ножки в воздухе болтаются, уже ботиночки на платформах вот-вот свалятся, но все равно они пытаются удержать свое мгновение. Которое, похоже, все-таки проходит. Вот прямо сейчас. На наших глазах. И безвозвратно.

– Один из создателей Путина, Борис Березовский, уже находясь в лондонской ссылке, ставил в вину Путину то, что он свернул демократию в России.

О демократии  в России с определенной натяжкой и поправкой на детские болезни можно было говорить с 89-го до 93-го года. Уже в 1996-м Россия была так же далека от реальной демократии, как и сейчас. Просто было много шума, пар выходил, понты колотились. Но насчет демократии – это преувеличение. Ее не было. У народа никто ничего не спрашивал. А если нужен был результат волеизъявления, его покупали. На воровские/бандитские/жульнические деньги. Суды были так же продажны, а пресса покупалась.