Хроника расстрелянных островов

Вечером вновь двинулись на запад. Шли друг за другом — так легче было прокладывать путь по высокой траве и кустам. В полночь лес неожиданно кончился, впереди простиралось поле. Карпенко повел группу по опушке. Не успели они пройти и двухсот метров, как наткнулись на немецкий конный разъезд. Божко метнул гранату под ноги лошадей, красно-желтая вспышка прорезала темноту ночи. В ответ раздались длинные автоматные очереди.

— В лес скорее! В лес! — крикнул Карпенко и, прикрывая отход краснофлотцев, бросил гранату. В небо взвились ракеты, но было уже поздно — батарейцев надежно скрыли деревья.

К утру артиллеристы снова нарвались на засаду. Они пересекали длинную поляну, когда слева застрекотали два пулемета. Карпенко догадался, что немцы отрезали путь к отступлению. О прорыве не могло быть и речи. Попытались повернуть назад, в лес. Но немецкие пулеметы не давали возможности поднять головы: пули с визгом проносились над залегшими краснофлотцами. На противоположной стороне поляны появились темные фигуры гитлеровских солдат.

— Огонь по фашистам! — скомандовал Карпенко и, приподнявшись, метнул гранату.

Еще несколько гранат полетело в фашистов, но силы оказались не равны. Краснофлотцы отступили в лес. Семерых товарищей оставили на поляне.

— Окружают, — проговорил Карпенко. — Придется идти на юг, к Рижскому заливу. Может, там проскочим.

Днем краснофлотцы отсиживались в болоте по колено в ледяной воде. У Кудрявцева зуб на зуб не попадал от холода. Он с трудом дождался ночи, чтобы на ходу хоть немного согреться. Часа два шли на юг к Рижскому заливу, потом снова повернули на запад. Вышли на дорогу и оказались возле хутора. Артиллеристы приготовились к бою, но в хуторе немцев не было.

— Значит, мы прошли линию фронта, — свободно вздохнул Карпенко. — Теперь будет легче.

К полночи миновали еще несколько хуторов и подошли к эстонской деревне. Карпенко на всякий случай послал вперед двух краснофлотцев во главе с Кудрявцевым. Едва краснофлотцы подошли к крайнему дому, как застрочил станковый пулемет. Падая на землю, Кудрявцев увидел, что стреляют из дзота.

— Бросай гранату в амбразуру! — крикнул один из краснофлотцев.

Кудрявцев, зажав в руке гранату, пополз к дзоту, но стрельба неожиданно прекратилась.

— Мы свои! — выкрикнули из дзота. — Не стреляйте!

Кудрявцев опешил. Он ожидал чего угодно, только не этого.

— Комиссар Карпенко здесь? — спросил все тот же голос из дзота. — Пусть подойдет к нам.

Кудрявцев насторожился. Он хотел предостеречь Карпенко, но тот сказал:

— Наши здесь. Строительный батальон. Я у них весной был. Вон в том доме, по-моему, у них штаб. Я сейчас узнаю.

Кудрявцев, помня наказ Букоткина, пошел было за комиссаром, но Карпенко взял с собой другого краснофлотца.

Карпенко направился в сторону дзота. Прошла минута, вторая, третья, показавшиеся Кудрявцеву вечностью. Что там у них? О чем долго говорить, если в деревне свои. Тишину ночи прорезала вдруг длинная пулеметная очередь. Ошеломленные краснофлотцы кинулись в стороны, спасаясь от пуль. Кудрявцев заметил — стреляли из дзота. «Карпенко там! Что с ним?!»

Он побежал к дзоту, чтобы швырнуть в амбразуру гранату. Но прямо перед ним бросал раскаленные угольки в темноту второй пулемет. Сколько же тут их?! Невольно попятился — наткнулся на убитого товарища. Перешагнул через него — и снова убитый. Где же остальные? В темноте, кроме желтых грохочущих огоньков, ничего не видно. Пригнувшись к земле, побежал к лесу, но оступился и упал в яму, наполненную водой. Над головой со свистом пронеслись пули и где-то за канавой, совсем рядом от него, впились в землю. Кудрявцев в бессильной злобе выхватил из-за пояса гранату и метнул ее в сторону дзота. Потом, не оглядываясь, побежал по канаве и вскоре очутился в невысоком кустарнике. Теперь пули были не страшны: враги стреляли в другом направлении. Кудрявцев торопливо перебежал кустарник, за ним начиналось небольшое поле и лес. На опушке он догнал четырех краснофлотцев, один из которых придерживал раненую руку.

— А где остальные?

— Не знаем. Еле выбрались сами, — отозвался раненный в руку краснофлотец.

Теперь они впятером должны были пробираться в Курессаре.

Ночь на 18 сентября 1941 года была, пожалуй, самой напряженной и страшной в жизни младшего лейтенанта Кухаря. После ухода комиссара и Мельниченко с краснофлотцами он остался старшим на батарее. Расчет первого и единственного способного стрелять орудия находился возле механизмов, готовый в любую секунду открыть огонь. Кто знает, может быть, во время прорыва потребуется помощь, ведь для этого они и остались на батарее.

— В случае чего открывай огонь прямо по вспышкам ракет, — предупредил Мельниченко. — А когда снаряды кончатся, уходи на лайбе Кааля в залив.

Кухарь приказал артиллеристам снаряды, оставшиеся на втором и третьем орудиях, перенести на первое. Один снаряд он отложил в сторону — подорвать орудие.