Хроника расстрелянных островов

Батей звали командира 130-миллиметровой береговой батареи лейтенанта Будаева, которому было всего лишь 23 года. Его командный пункт находился на самой высокой ели, возвышавшейся над всем лесом. С помоста — маленькой деревянной площадки, построенной у самой вершины, — Будаев управлял огнем батареи и топил вражеские корабли, пытавшиеся высадить морской десант в бухте Кейгусте. Вскоре немецкие летчики заприметили громадную ель и догадались, что оттуда ведется корректировка огня береговой батареи. Несколько дней с утра до вечера самолеты кружили вокруг пушистой ели и поливали ее огнем из крупнокалиберных пулеметов. Однако батарея Будаева продолжала стрелять по фашистским кораблям, не подпуская их к берегу. В конце концов пули срезали почти все ветви на дереве; ель превратилась в одинокий голый столб с помостом наверху, на котором во весь рост стоял лейтенант Будаев и кричал оттуда своим артиллеристам:

— Ленинградцы! Постоим за свой любимый город! Батарея, залп!..

Когда Плечев с артиллеристами прибежали на командный пункт, вокруг Будаева уже собрались почти все краснофлотцы. Командир батареи полулежал, прислонившись спиной к совершенно голой ели, испещренной пулями. Лицо его было белым как снег, сухие губы посинели. Непостижимым казалось, что лейтенант еще но потерял сознание. Артиллеристы не знали, чем помочь своему командиру, и испуганно глядели на него.

— Кончатся снаряды — батарею взорвать, — еле слышно прошептал Будаев своему помощнику. — Ничего не оставляйте…

— Выполним, товарищ лейтенант…

— Бейте фашистов, — сказал Будаев и закрыл глаза: силы явно покидали его. С трудом приподнял голову, широко раскрыл глаза. — Жене…

Казалось, вот-вот командир батареи потеряет сознание, но он вдруг правой рукой рывком вытащил из кобуры наган и выстрелил себе в грудь. Это было настолько неожиданно для окружавших его краснофлотцев, что никто даже не успел выхватить у лейтенанта оружие. Ошеломленные, артиллеристы растерянно переглядывались, многие плакали.

— Отмучился наш Батя, — произнес кто-то тихо.

— Здесь его и похороним, товарищи, — сказал помощник командира батареи. — Со всеми воинскими почестями…

Плечев вернулся в свое отделение подавленный и злой. Ленинградцы уже знали о случившемся на береговой батарее и молча переживали героическую гибель лейтенанта.

Раздался дружный залп батареи, потом второй и третий.

— По немецким кораблям стреляет батарея? — спросил Плечева из соседнего окопа политрук 3-й роты эстонского оперативного батальона Денисов, бойцов которого отделяла от ленинградцев дорога, идущая от Кейгусте на Ориссаре.

— Нет. Салютует батарея.

— Как салютует?! — не понял Денисов.

— Как положено. Погибшему в бою командиру батареи…

Денисов хотел расспросить Плечева поподробнее, но в воздухе показались немецкие бомбардировщики.

— В укрытие! — разнеслась по окопам команда.

Загрохотали взрывы бомб, вздымая султаны черной пыли. Денисов почувствовал, как по спине застучали мелкие комья земли. «Боевое крещение для батальона», — отметил он про себя и поглядел на своих бойцов — эстонских парней, распластавшихся на дне окопа. Каждый из них фактически еще не обстрелян, если не считать нескольких операций по ликвидации на Сареме воинствующих групп кайтселитов. Как-то теперь они поведут себя при атаке немцев, которая последует после налета авиации?

Совсем рядом громыхнула бомба, и два эстонца застонали от боли. «Первые раненые», — подумал Денисов. Он хотел успокоить бойцов, но не знал эстонского языка, а переводчика поблизости не оказалось. Появились раненые и убитые и в других окопах. Когда самолеты улетели, Денисов облегченно вздохнул. Но уже через минуту на них обрушились артиллерия врага и минометы. Простреливали буквально каждый метр площади, обороняемой моонзундцами. Свист мин, грохот снарядов и стоны раненых стояли над окопами; десятки черных смерчей то и дело вырастали вокруг, закрывая выглядывавшее из-за облаков солнце. Рота таяла на глазах. Денисов поднялся во весь рост и поглядел на дорогу — на них надвигались грузовые машины, с кузовов которых били минометы. Тут же открыла огонь стоявшая за окопами полевая батарея и первыми же снарядами подожгла две головные машины. Автоколонна остановилась.

— Всыпали им наши артиллеристы! — возбужденно прокричал Денисов. Со дна окопа бойцы недоуменно глядели на своего политрука, не понимая его радости. Тут только они наконец почувствовали, что артиллерийский и минометный огонь заметно стих.

Показалась первая цепь вражеских автоматчиков. Они шли во весь рост, не ожидая сопротивления.

— Приготовиться к встрече! — передал по окопам Денисов и, когда гитлеровцы подошли на прицельную дальность стрельбы, скомандовал: — По врагу… Огонь!

Дружный пулеметный и винтовочный огонь моонзундцев внес замешательство в ряды немецких автоматчиков. Сраженные пулями, они падали на землю.

Немцы вынуждены были отступить. На глазах у всех они без стеснения удирали к своим все еще горевшим машинам.

— Побережем патроны, товарищи, — прекратил огонь Денисов. — На следующую атаку…