Хроника русофобии

«В Госархиве Российской Федерации есть воспоминания поручика Каликина: “Еще в Торне про Тухоль рассказывали всякие ужасы, но действительность превзошла все ожидания. Представьте себе песчаную равнину недалеко от реки, огороженную двумя рядами колючей проволоки, внутри которой правильными рядами расположились полуразрушенные землянки. Нигде ни деревца, ни травинки, один песок. Недалеко от главных ворот – бараки из гофрированного железа. Когда проходишь мимо них ночью, раздается какой-то странный, щемящий душу звук, точно кто-то тихо рыдает… Когда наша армия интернировалась, то у польского министра Сапеги спросили, что с ней будет. “С ней поступят так, как того требуют честь и достоинство Польши”, – отвечал он гордо. Неужели же для этой “чести” необходим был Тухоль?.. Через год 50 % находившихся здесь женщин и 40 % мужчин заболели, главным образом туберкулезом. Многие из них умерли. Большая часть моих знакомых погибла, были и повесившиеся”»[305].

Закончилась cоветско-польская война, а польские концлагеря остались. Потому что это была принципиальная борьба польских националистов с Россией, очередной ее этап. Получив после окончания военных конфликтов территорию Западной Белоруссии и Западной Украины, польские власти под руководством Юзефа Пилсудского начали (вернее, продолжили) создание моноэтнической Польши. Были созданы концлагеря в Белоруссии (Береза-Картузская) и на Украине («Бялы Подляски»). Что великоросс, что малоросс, что белорус были для «новой Польши» одинаково не польскими. И концлагеря были созданы в 1934 году как средство подавления. И умервщления:

«В Березе-Картузской в небольшие камеры с цементным полом набивали по 40 человек. Чтобы заключенные не садились, пол постоянно поливали водой. В камере им запрещалось даже разговаривать. Людей пытались превратить в бессловесный скот. Режим молчания для заключенных действовал и в больнице. Били за стоны, за зубной скрежет от нестерпимой боли.

Руководство Березы-Картузской цинично называло его “самым спортивным лагерем в Европе”. Шагом здесь ходить запрещалось – только бегом. Делалось все по свистку. Даже сон был по такой команде. Полчаса на левом боку, затем свисток, и сразу же переворачивайся на правый. Кто замешкался или во сне не расслышал свистка, тут же подвергался истязаниям. Перед таким “сном” в помещения, где спали заключенные, для “профилактики” выливалось несколько ведер воды с хлоркой… Комендант Березы-Картузской Юзеф Камаль-Курганский в ответ на заявления, что заключенные не выдерживают пыточных условий содержания и предпочитают смерть, спокойно заявлял: “Чем больше их здесь передохнет, тем лучше будет жить в моей Польше”»[306].