ХРОНИКА РУССКОГО

Вечер провел я с Фориелем в разговоре о недостатках здешнего университета по политико-литературной части - между тем как факультет физико-математический процветает! Гизо желал восстановить богословский факультет, выписав сюда многих, уехавших профессорствовать из Франции в Бельгию: но министру-протестанту не удалось оказать этой услуги галликанской церкви - и четыре профессора богословия также мало исполняют свои обязанности, как и другие профессоры неточных наук. Один Фориель заслуживает трудами недостаточность курсов своих. Росси поддерживает и здесь славу свою. Первый мог бы быть истинным профессором, например истории, но для полных, систематических курсов не нашел бы довольно слушателей, ибо здешняя академическая молодежь привыкла со всех кафедр философского факультета слышать одни отрывки, одни части науки; так, например, Ленорман, вместо Гизо, читает только о финикианах, Ампер ограничил себя несколькими столетиями средней истории, Жерюзе полувеком французской литературы; сам Фориель избрал для этого курса одну Испанию; по крайней мере он рассматривает ее с новой точки зрения и со всех сторон и нынешнюю Испанию в ее политическом, литературном и религиозном быту объясняет ее историей, во всех отраслях оной. Я послал ему недавно Ранка, который пользовался испанскими архивами.

Профессоры открыли курсы свои, но литераторы еще в разброде. Ламартина также нет еще в Париже; он был на выборах и, к удивлению, выбран едва ли не в трех местах, и оставит за собою, кажется, Макон, откуда доктор-поэт написал к нему хвалебное послание в стихах и очень недурно, где сравнивает его с плавателем на океане бурной жизни. Эти стихи обещают напечатать в издании Ламартиновых новых сочинений. Берье дал свое имя толстой книге, изданной молодым Лабори, под названием "Хрестоматии французских ораторов". На переплете видите: par Berryer, а его нет ни предисловия, ни одного слова! Но и за одно имя получил он несколько тысяч франков. Впрочем, книга полезная и любопытная. Здесь многие знаменитости этою выставкою имени промышляют. Уверяют, что Нодье уже не одного автора ссудил своим именем, а некоторых даже и пером своим, наприм., первый том записок дюшессы д'Абрантес написан им. Недавно в академии зашел между ним и Жуй спор о разных записках. Жуй начал хулить записки д'Абрантес, а Нодье, защищая их слегка, сказал: первый том, например, очень хорошо написан. "Верю, - отвечал Жуй, - потому что вы его писали". Нодье замолчал.