Хроника царствования Николя I

Чтобы снять нервное напряжение, забыть свои неприятности и сгладить промахи, Наш Обожаемый и Духоподъемный Лидер с головой ушел в дела, все видели, как он что было сил держал марку во время визитов государственной важности к королю Мохаммеду VI и мсье Бушу. Памятно также его посещение Марокко, где он сделал первые шаги в новом качестве одинокого холостяка, положим, окруженного плотной стеной из семи десятков деловых людей, чьи карманы аж топорщились от контрактов на железнодорожные и морские перевозки, машины для добычи урана из песка и т. п. Но теперь Государь взирал окрест потухшим взором, и лик его покрывала свинцовая бледность наперекор усилиям специалистки по макияжу, которая следовала за ним повсюду; свои солнцезащитные очки он, подцепив за дужку, вертел в руках, словно это была трещотка, и все время путешествия старался проводить в императорской кабине своего самолета, затворившись там вместе с двумя сыновьями. Однако на пиршестве, которое марокканский король закатил в его честь под красно-зеленым балдахином с каймой из белых лилий, он постарался блеснуть былым застольным красноречием, хотя там ему, такому утомленному, такому аскетичному в своих гастрономических привычках, пришлось отведать массу редкостных блюд, таких, как:

Салат по-мароккански

Мешуйи по-королевски

Рыба по-тунисски

Тажин из курицы по-арабски с оливками и лимонным конфитюром

Телячья голяшка «Супер» по-кабильски

Кускус с семью овощами

Пастилки с корицей и засахаренными яблоками

Все это запивали гранатовым сиропом и соком имбиря. Наш Повелитель, который у себя дома, не отрываясь от просмотра бумаг, хватал рукой с тарелки куски нарезанного метрдотелем мяса, лишь бы наскоро заморить червячка, теперь начал догадываться, что власть способна обернуться рабством: хочешь не хочешь, изволь корчить бодрую мину, даже когда твой желудок капитулирует. На следующий день в Танжере он произнес напыщенную речь из тех, сочинять которые горазд шевалье де Гено; в этой последней предлагалось ни больше ни меньше как восстановить Римскую империю посредством объединения под его, нового Августа, властью царей и царьков, правящих в окрестностях Средиземноморья, — собрать их со всего Востока, привлечь африканцев, Южную Европу от Дамаска до Триполи, Иерусалим туда же, Афины, Марсель… «Вот поистине великая мечта, способная воодушевить весь мир!» — изрек Наш Государь, почитай что единственный из смертных, способный в этот замысел поверить. С тем и отправился домой. Он вез контракты на два миллиарда евро, но ни одного нашего самолета типа «Рафаль» продать так и не смог: марокканцы предпочли ему американскую машину того же рода, но подешевле.

Что до Америки, Наш Порывистый Государь не мог прогневаться на нее зато, что своими самолетами она торгует в ущерб нам, ведь Дикий Запад был средоточием его ребяческой мифологии и детских грез. Это он сам, одинокий печальный всадник в ковбойской шляпе, скакал куда-то вдаль, где высились рыжие громады гор, и спина его мелькала среди гигантских кактусов, по форме смахивающих на подсвечники; между тем индейцы-навахо похищали Императрицу, и у него оставались только кольты за поясом. Прием, оказанный ему мсье Бушем, впечатлил Императора, посетившего дворец американского монарха в сопровождении стайки придворных, выбранных за то, что имели на лицах наиболее подходящее выражение; баронессе д’Ати, не пропускающей ни одного торжественного мероприятия, удалось даже вступить на красную ковровую дорожку одновременно с Его Величеством, поскольку она намеренно опоздала именно для того, чтобы забраться в императорский рыдван; баронесса появилась, задрапированная в длинный меховой шарф поверх платья цвета сливочного крема (от мсье Диора); расточая заученные глянцевые улыбки и принимая эффектные позы, она старалась запечатлеть свой образ в памяти зрителей.