Хроника царствования Николя I

Другая ветвь идет непосредственно от Ганелона, выдавшего горцам-баскам арьергард войска Карла Великого, после чего от этих воинов в Ронсевальском ущелье осталось одно мокрое место. Указанный Ганелон принял подобные меры ради кругленькой суммы в добротных золотых монетах. А какая связь с Бессонами, спросите вы? Непосредственная! Имя предателя с течением лет изменилось из-за того самого предательства. Поскольку «бесс» («baisse») означает «низость», то из Ганелона его переиначили в Бессона, сохранив от прежнего имени только окончание. Так возникла вторая ветвь.

Стало быть, наш Бессон принадлежал прямехонько к этой второй, а звали его Эрик.

Он сочинил едкий портретный очерк Его Величества, очень понравившийся Левым, к которым он примыкал, не афишируя того, был трудолюбив и замкнут, этакий счетовод с кислой кривоватой улыбочкой церковного сторожа. И надо же: вдруг распалился, обозвал Нашего Уважаемого Повелителя пуделем, который семенит по пятам за неким Бушем, что правит Америкой и носит имя «Джонни Уолкер», тот-де вчерашний алкоголик, теперь завязал, распевает псалмы, обожает войны и — из чистого благодушия — электрический стул. Но едва его брошюрку распродали, как мсье Бессон уже кусал себе до крови ногти. Он тотчас бросился к Его Величеству просить прощения, объясняя, что на столь зловредную выходку его толкнули «коварные товарищи», он был вынужден говорить ужасные вещи, которым сам ни секунды не верил. А затем быстренько собрал пожитки и в самый разгар битвы переметнулся в лагерь бывшего противника.

Мсье Бессон переменил личину с той же легкостью, с какой особой разновидности лягушки, сбросив кожу, поедают ее, поскольку она содержит нужные протеины, чтобы пленять блистательной живописностью обновленной раскраски; подобно сим земноводным, и он явился, вполне готовый к услугам, тем паче что в прежней семье его уже недолюбливали, над ним посмеивались. Вот он и примкнул к врагу, которого накануне бичевал, и, вместо того чтобы критиковать намерение Его Величества присоединить религиозные объединения интегристов к полиции во имя поддержания порядка в непокорных предместьях, принялся расхваливать этот план, восторгаясь потрясающей мощью предвидения; вскоре и Государь опубликовал наконец основополагающий тезис: «Религиозный дух и церковная практика способны привнести умиротворение и упорядоченность в свободное общество». Воистину эта мысль, что ни день, находит свое подтверждение, начиная от событий Варфоломеевской ночи и кончая набитыми взрывчаткой грузовиками нынешних багдадских смертников.

Итак, мсье Бессон стал первым, кто вывернул себя, как жилет, подкладкой наружу; он проложил колею, по которой резво устремились другие, движимые весьма сходными мотивами: возраст давал о себе знать, не было сил дожидаться, пока поднимутся поверженные Левые, им же теперь долго не видать почетных правительственных кресел, вот новые мотыльки и запорхали, словно к лампе, к притягательному свету и теплу власти, рискуя опалить лапки и крылья и, став бесполезными, попадать на пол. С тех пор как существует кулинария, к печи тотчас, чуть запахнет умело сваренной похлебкой, подбегают люди с котелками в руках, хлопочут, пританцовывают, но в выигрыше неизменно остается только повар.

Его Величество проделывал бреши в рядах противников, то выводя их из строя ласковым словцом, то маня блеском назначений. Именно тогда он задушил своими щедротами мсье Кушнера, чье достояние до сей поры оставляло желать лучшего. К этому дворянину прислушивались великие мира сего во всех концах света, ведь однажды не кто иной, как он, придумал десанты врачей, снабженных бинтами и рисом, туда, где случилось землетрясение, извержение вулкана, но главным образом — война, явление перманентное и всегда представляющее множество вариантов на выбор. Ему был предложен дворец Орсэ, о котором он давно мечтал, он ринулся туда, сияя улыбкой, и отныне везде демонстрировал, сколь он дружен с Нашим Предусмотрительным Сувереном. Во дворце на набережной Орсэ он оказался по праву, ибо обладал теми свойствами, какие, по мнению монарха, необходимы для придворного; этих добродетелей всего две: известность и статуя в музее Гревен. Граф д’Орсэ счел свое возвышение естественным: не сам ли он в юности опубликовал «Письмо современному Растиньяку»? Ну вот, спустя сорок лет современный Растиньяк ему ответил. И все дела.