Хроника великого джута

Заклеймив «самые древние формы кочевья» и «самые отсталые формы товарообмена», Голощекин выдвинул лозунг «советизации аулов». В его понимании это «единая форма организации отсталой казахской нации». Так сказано в отчете крайкома. В докладе, напечатанном газетой «Советская степь», лозунг трактуется гораздо полнее:

«Сказать, что в Казахстане нет советской власти, – неверно. Есть советская власть здесь, но если поставить шире вопрос о советизации Казахстана как об организации масс, как вопрос формы, в которой происходит, если хотите, национальное самоопределение, формы, в которой можно провести культурно-политический рост, формы, создающей экономическое освобождение, формы, высвобождающей из-под эксплуатации, то мы должны сказать, что у нас есть огромные недостатки».[109]

Голощекин не слишком старался обосновать свое утверждение о господстве бая, ему хватило мнения «одного ответработника-казаха, очевидно, знающего аульную действительность». Тот якобы заверял, что низовой соваппарат переродился в орган родового угнетения и эксплуатации и то же самое творится и в хозяйственных учреждениях.

На первый взгляд, парадокс: советская власть в Казахстане есть, но ее как бы одновременно и нет, и потому республику надо «советизировать». Однако Голощекин нисколько не чувствует противоречивости своих выводов, для него очевидно, что раскинувшаяся на огромной территории республика, по сути, не затронута Октябрем. Он явно ощущает себя мессией, вождем, призванным устроить здесь, в Казахстане, революцию, этакий малый Октябрь.

Вскоре его идея, подхваченная местными исполнителями, пойдет гулять по степи словно вихрь, набирающий силу и скорость, черный, опустошительный вихрь.

Очень быстро разобрался Голощекин и с «уклонами»:

«Есть ли внутри нашей партии националистический уклон? Есть. Первый уклон, самый вредный, великорусский шовинизм. Я заключаю это по докладам некоторых губкомов… Другой уклон у казахов – тоже националистический, где влияет Алаш-Орда, также очень сильная… Казалось бы, обе стороны виноваты, объективный ответ говорит иначе: виноваты раньше всего европейские коммунисты, ибо к ним недоверие естественно историческое, их задача разрешить эту сторону, добиться доверия…».[110]

Главарей самого вредного уклона докладчик не назвал, как и вождей «казахского националистического уклона». Зато о последних намекнул, тут же перечислив поименно тех, кто якобы всю деятельность свел к борьбе группировок. По странному совпадению, «грешниками» оказались все виднейшие казахские коммунисты: У. Джандосов, Н. Нурмаков, С. Садвокасов, С. Ходжанов, С. Мендешев, Т. Рыскулов, Н. Тюрекулов.

И опять-таки никаких доказательств ему не потребовалось, опять хватило одного безымянного свидетельства:

«Доходит до того, что когда я спросил одного товарища: – Скажите, пожалуйста, проводятся ли в вашей губернии резолюции ЦК и крайкома? – он задумался и говорит: – Знаете, вот резолюция ЦК, резолюция краевого комитета. Это общие директивы, а проводим то, что пишет какой-то товарищ.

…Для группировочной борьбы не стесняются пользоваться судом и милицией. Нужно вовремя арестовать – арестовывают. Нужно – пишут, заявление за подписью десяти свидетелей, заведут дело. Вот до чего доходят» .[111]

Пройдет совсем немного времени, и почти всех «вождей» группировок Филипп Исаевич обвинит в местном национализме. Однако цель его была видна сразу: устранить опасных соперников. И для этого нет лучшего средства, чем навесить политический ярлык на влиятельного «национала». Других же соперников у него и не было – потому в дальнейшие годы так и не появилось в его речах ни одного имени, скажем, «вождя» великодержавного шовинизма.

Торопливость, с которой Голощекин обнаружил первых своих врагов, говорит о том, что он решил сразу же использовать преимущества своего назначения, могучей поддержки сверху. Он хотел ошеломить противника, то есть всякого, кто имеет собственное мнение и волю его отстаивать. Он немедленно собирался пресечь любое неповиновение своему диктату. Не желал кого-то там слушать и считаться с чьим-то мнением. Ему нужны были исполнители. Послушные, угодливые исполнители.

По-видимому, тогда же Голощекин задумал расправиться и с духовными вождями народа – казахской интеллигенцией. Поначалу он был довольно осторожен в оценках, имен не называл и даже старался выказать беспристрастность и объективность в суждениях: