Хроника воскрешения царей

Мое опечаленное сердце привыкло к одиночеству,
Я отказался от бесед с кем попало.
Когда я один, моим наперсником является воспоминание о ком-либо,
Когда же моим собеседником становиться человек, я одинок.

Да не заменит всевышний Господь путь душевного спокойствия, путь отъединения от людей, беседой со сторонниками традиций и обычаев и да окажет Он помощь [своим] щедрым сердцем!

В предании говорится, как некий человек увидел сидевшего в одиночестве мудреца. Он подошел к нему и спросил: «Почему ты сидишь один?» — «Я стал одиноким только теперь, когда ты заговорил», — ответил тот.

Такого рода примеров я знаю много, но применяю их к месту: у меня ведь не [продажа] шелка, а ювелирная лавка. Отказавшись от затягивания рассказа, прибегать к пространным словам было бы движением назад. Потому вернемся к нашей теме.

Хотя на данном базаре, где товар мастерства из-за отсутствия спроса прикрыт покрывалом таинственности, написанное о религиозной и житейской мудрости не читают, не говоря уже о событиях исторических, в особенности о событиях, [происходивших] в Систане, о самих систанцах, об обстоятельствах такого страдальца, как я. Кто станет [обо всем этом] читать? Когда друзья найдут время прочесть /452/ эти известия? Враги же открывают глаза с [попавшей] в них соринкой только ради [выискывания] недостатков. Однако что поделаешь? Беспокойная душа, частица [моего] нутра, гонит [меня] волной огорчений к берегам исписанных страниц.