Хроника жизни семьи Сталина

А. Б.: Мама, разлученная с детьми, металась в поисках выхода, но натыкалась на стену. Однажды ей удалось тайком встретиться со мной. Это было, когда я учился в 59-й школе в Староконюшенном переулке. Незнакомая женщина подошла на перемене, сказала, что в подъезде соседнего дома ждет мама.. Видимо, кто-то передал отцу, и меня сразу отправили в суворовское училище. Думаю, еще одной причиной такого решения был мой характер, слишком мягкий, на взгляд отца. Мама в это время пыталась устроиться на работу. Но, как только в отделе кадров видели паспорт со штампом о регистрации брака с Василием Сталиным, отказывали под любым предлогом. Помог случай. Узнала ее историю домоуправ, женщина грубоватая, куряка и матерщинница. Совершила она по тем временам смелый поступок – сожгла мамин паспорт в печке и похлопотала о новом, уже без «штампа».

Когда умер Сталин, мама послала письмо Берии с просьбой вернуть детей. Слава богу, что оно не успело найти адресата – его арестовали. Иначе могло это кончиться плохо. Написала Ворошилову, и только после этого нас вернули маме. Мы и сейчас живем вместе – я и мама. У сестры Надежды своя семья. Иногда спрашивают: почему люблю ставить спектакли о нелегких женских судьбах? Из-за мамы.

М. Б.: Как вы относитесь к отцу теперь, с высоты своего жизненного опыта?

А. Б.: Не забыл ничего. Но не могу быть ему судьей. Иногда, размышляя о судьбе отца, думаю, что в его гибели во многом виновато и окружение – льстецы, прихлебатели, собутыльники, внушавшие, что ему все дозволено. По натуре он был добрым человеком. Любил дома мастерить, слесарить. Близко знавшие говорили о нем – «золотые руки». Был отличным летчиком, смелым, отчаянным. Участвовал в Сталинградском сражении, в битве за Берлин. Жизнь его окончилась загадочно, трагично. В 1953 году, после смерти Сталина, Василий Иосифович был арестован и просидел в тюрьме восемь лет, сначала во Владимире, потом в Москве, в Лефортове. По указанию Хрущева был освобожден. Хрущев пригласил его к себе, принес извинения за несправедливый арест. Отцу вернули звание генерал-лейтенанта, дали квартиру на Фрунзенской набережной. Но затем предложили уехать из Москвы, выбрать для жительства любое место, кроме Москвы и Грузии. Отец выбрал Казань, где служили летчики-однополчане. А вскоре пришла телеграмма с сообщением о смерти отца. Вместе с Капитолиной Георгиевной и Надей мы ездили его хоронить. Как и от чего умер отец, нам никто объяснить внятно не смог…

М. Б.: Итак, замкнулась цепь трагических событий в семье, начавшихся самоубийством жены Сталина, вашей бабушки Надежды Сергеевны Аллилуевой.

А. Б.: Подробно обо всем написала моя тетя Светлана Аллилуева в книге «Двадцать писем к другу». Мне кажется, что ее можно было издать и у нас. Сталин не простил жену за то, что она решила уйти из жизни. А в семье осталась о Надежде Сергеевне добрая память, ее любили все…

М. Б.: Когда состоялся XX съезд, вам было уже пятнадцать лет, вполне сознательный возраст. Стало ли откровением, о чем говорилось на съезде?

А. Б.: Пожалуй, нет. Многие мамины подруги сидели в лагерях. Сама она жила под постоянной угрозой ареста. По семь-восемь лет провели в одиночных камерах многие из семьи Аллилуевых. Я знал об этом. И относился ко всему так, как все нормальные люди. Но для окружающих мы были родственниками Сталина. Замолчал на многие годы телефон. Ретивая директриса в школе начала придираться к нам с сестрой по каждому поводу, мы стали персонами «нон грата». Пришлось перейти в другую школу.

М. Б.: А потом – мешало или помогало то, что вы внук Сталина?

А. Б.: Однажды помогло. А это было так. Учился я актерскому мастерству у Олега Ефремова. Но очень хотел стать режиссером. И Ефремов порекомендовал меня замечательному педагогу, профессору ГИТИСа Марии Осиповне Кнебель. Каким же это было счастьем – встреча с ней, каким подарком судьбы! Она стала моим наставником, другом, второй матерью. Своей доброй рукой она сняла с меня этот мучивший постоянно комплекс «внука Сталина». (Я потом нашел книгу «Поэзия педагогики». М. Кнебель. Она так писала о своем ученике Саше Бурдонском: «Придя в ГИТИС, он был зажатым, неуверенным в себе… Боялся обидеть кого-то. Но все же, ломая свою робость, всегда выступал правильно, искренне… Как из самого робкого студента первого курса формируется человек, которому весь курс соглашается подчиняться? Тут решает многое – и способности, и человеческие качества. И чуткость, и манера общения, и выдержка, и воля». – Прим. авт. ) Мария Осиповна потом рассказывала, о чем думала при первой нашей встрече: «Вот сидит передо мной потомок страшного человека, причинившего мне много боли – репрессирован брат. И у меня в руках его судьба. Так что же, отомстить ему? Но он-то в чем виноват, такой худенький, беззащитный? И захотелось приласкать, погладить, защитить». У этой маленькой женщины было большое сердце.