Хроники 1340–1350

«Мессир Анри, ваши доводы ничего не стоят, равно как и ваша госпожа, супруга мессира Карла де Блуа. Ибо совершенно ясно, что я — герцог Бретонский и останусь им навсегда. Как герцог я вас осуждаю и приговариваю к смерти за ваше мятежное поведение. Если хотите, можете исповедаться, ибо я не стану ни пить, ни есть до тех пор, пока вы не будете повешены. Или же велите, чтобы горожане сдали мне Ренн и принесли клятву верности и оммаж; а сами тоже присягните мне на верность как своему законному сеньору».

Когда рыцарь услышал, что граф говорит столь непреклонно, то весьма испугался, ибо ему было бы тяжело оставить свою законную госпожу. Однако затем он полностью взял себя в руки и сказал:

«Сир, вы можете поступить со мной, как угодно, но даже под угрозой смерти я никогда не покину мою законную сеньору и не нарушу данную клятву. Господь да хранит мою душу! Если ему угодно, чтобы я умер, пусть будет так. Ибо нет ничего позорного в смерти, когда ее принимают за правое дело и за верность слову».

Тогда граф де Монфор приказал, чтобы рыцаря подвели поближе к городу Ренну и построили там виселицу — очень высокую. Всё было исполнено: виселицу построили, и маршал войска доставил к ней мессира Анри де Пенфора. При этом пленника хорошо охраняли более двух тысяч басинетов, дабы горожане не могли его выручить.

Когда простые жители города Ренна прослышали, что виселица, которую сколотили и возвели так близко от них, предназначена для того, чтобы казнить монсеньора Анри, их доброго капитана, то поднялся в городе великий крик и великий плач, и охватила всех великая жалость. Они послали узнать, нельзя ли вызволить мессира Анри за выкуп. Но граф им ответил, что нет — разве только в обмен на покорность города Ренна. Тогда ответили они, что устроят по этому поводу совет и обсуждение, и пусть граф соизволит повременить с казнью. Граф охотно на это согласился.

В то время как жители Ренна совещались между собой о том, сдать ли город или продолжить обороняться, некоторые рыцари из свиты монсеньора Анри де Пенфора ему внушали и советовали, чтобы он соизволил перейти на сторону графа де Монфора. Дескать, он совершает слишком большую глупость, упорно придерживаясь своего мнения.

«И вот почему! — говорили они. — Монсеньор Анри, мы так же сильно дорожим нашей честью и верностью, как вы своими. Однако мы не видим никаких признаков того, что монсеньор Карл де Блуа и его супруга собираются вступить во владение своим наследством. Учтите также, что даже если мессир Карл прибудет в герцогство Бретонское и отстоит свои права на него, всё равно полагается, чтобы граф де Монфор получил в нём какую-то долю. Вероятно, ваше значение при этом весьма возрастет. В любом случае, вы будете иметь прекрасное оправдание, поскольку, мол, стали вассалом графа де Монфора по принуждению. Учитывая это, мессир Карл де Блуа не будет держать на вас зла».

Они так увещевали и убеждали рыцаря с помощью этих и многих других доводов, что он, наконец, дал себя уговорить, ибо в крайности каждый бежит от смерти охотно. Однако при этом он сказал, что если бы предвидел такой исход дела, то никогда не сдался бы в плен, предпочтя умереть на поле боя, и что мессир Гарнье де Клиссон был по-настоящему честным и храбрым рыцарем, ибо умер, оставшись при своей верности.

Рыцари и оруженосцы Бретани, находившиеся при графе де Монфоре, тоже спорили с монсеньором Анри де Пенфором, ибо вовсе не хотели, чтобы он был повешен или понес какой-нибудь телесный ущерб.