Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга I (сборник)

– Нет, он был Сумеречным охотником, – ответила Катарина. – Учился в Академии больше века назад. Его звали Джеймс Эрондейл.

– Эрондейл? Еще один? Сплошные Эрондейлы. У вас никогда не возникало ощущения, что Эрондейлы вас преследуют?

– Вообще-то нет, хотя я бы не возражала. Магнус говорит, Эрондейлы по большей части далеко не уроды. Хотя тот же Магнус говорит, что среди них и больные на голову – тоже не редкость. Но с Джеймсом Эрондейлом, я бы сказала, случай был особый.

– Дайте-ка угадаю, – перебил Саймон. – Он был самодовольным блондином, которого обожали все вокруг.

Светлые, цвета слоновой кости брови Катарины удивленно поднялись.

– Нет. Насколько помню, Рагнор упоминал, что у него были темные волосы и он носил очки. Под твое описание подошел бы другой тогдашний ученик школы, Мэттью Фэйрчайлд. И, надо сказать, они с Джеймсом не особенно ладили.

– В самом деле? – Саймон задумался. – Ну, тогда я на стороне Джеймса. Готов поспорить, этот парень, Мэттью, был редкостным болваном.

– Не могу утверждать наверняка, – пожала плечами Катарина. – Лично мне он казался довольно обаятельным. Да и не только мне. Мэттью всем нравился.

«Да уж. Должно быть, этот Мэттью в самом деле был обаяшкой», – подумал Саймон. Катарина очень редко отзывалась о Сумеречных охотниках так, что это можно было принять за одобрение, но сейчас она нежно улыбалась воспоминаниям об этом парне, жившем сто лет назад.

– Всем, кроме Джеймса Эрондейла? – уточнил Саймон. – Всем, кроме Сумеречного охотника, которого вышвырнули с потока для Сумеречных охотников? Мэттью Фэйрчайлд наверняка приложил к этому руку.

Катарина встала из-за учительского стола и подошла к окну-бойнице. Лучи заходящего солнца пролегли по ее волосам блестящими белыми линиями: казалось, еще чуть-чуть – и вокруг ее головы вспыхнет нимб.

– Джеймс Эрондейл был сыном ангелов и демонов, – негромко сказала она. – Он изначально был обречен идти по жизни очень трудным и очень болезненным путем. Пить горечь вместо сладости, шагать по шипам вместо роз. И никто не мог его от этого избавить. Хотя многие пытались.

Академия Сумеречных охотников, 1899 год

Джеймс Эрондейл уговаривал себя, что его тошнит только потому, что карету трясет. А не оттого, что он едет в школу.

Потому что он был безумно рад пойти в школу.

Отец одолжил у дяди Габриэля новую карету, чтобы отвезти сына из Аликанте в Академию. Правда, одолжил – не совсем точно сказано: скорее, просто взял без разрешения.

– Не надо все усложнять, Джейми, – сказал отец, пробормотав лошадям что-то по-валлийски. Те сразу ускорили бег. – Габриэль не стал бы возражать. Мы же с ним одна семья.

– Дядя Габриэль говорил вчера ночью, что он ее только что покрасил. Много раз говорил. И грозился вызвать полицию и арестовать тебя. Тоже много раз.

– Через несколько лет Габриэль перестанет беспокоиться о карете. – Отец подмигнул Джеймсу своими голубыми глазами. – Потому что к тому времени мы все будем ездить на автомобилях.

– Мама говорит, ты совершенно не умеешь водить автомобиль, – отозвался Джеймс. – Она заставила нас с Люси пообещать, что если ты когда-нибудь сядешь за руль, мы в этот автомобиль не полезем.

– Мама просто шутила.

Джеймс помотал головой.

– Она заставила нас поклясться Ангелом.

Он покосился на отца и усмехнулся. Уилл тряхнул головой; ветер взъерошил его темные волосы. Мама говорила, что у Джейми с отцом одинаковые волосы, но Джеймс знал, что его прическа всегда выглядит неаккуратно. А волосы отца, он слышал, люди называли «непослушными» – то есть, конечно, тоже неаккуратными, но при этом очень красивыми.

Первый день в школе – не самое лучшее время, чтобы размышлять о своих отличиях от отца. Но Джеймс ничего не мог с этим поделать.

По дороге из Аликанте карету то и дело останавливали, здороваясь привычным уже Джеймсу восклицанием: «О, мистер Эрондейл!» Женщины всех возрастов добавляли к этим трем словам еще два вздоха.

Почему-то других отцов приветствовали без этого «О» перед «мистер».

Люди считали, что у такого выдающегося отца и сын должен быть выдающимся – звездой чуть меньшего масштаба, чем сияющее солнце Уилла Эрондейла, но тоже яркой и заметной. И всегда сдержанно, но явно выказывали разочарование при знакомстве с Джеймсом, потому что ничего выдающегося в нем не находилось.

Джеймс вспомнил один случай, который очевидно и ясно продемонстрировал разницу между ним и его отцом. Подобные воспоминания обычно посещали его посреди ночи, когда он уже почти спал, и жалили, словно мелкие, почти невидимые, но очень болезненные порезы.